Деревенский дневник - страница 9

Здесь, как и в других колхозах, комиссия старается определить, какое влияние оказал сапропель на посевы. Но, во-первых, когда вносили сапропель, никто из колхозников не знал, что это — опыт, и никаких контрольных делянок не было оставлено. Во-вторых, в некоторых колхозах, например в Усолах, поля так засорены, агротехника настолько низка, что никакой сапропель не поможет.

Но высокоученая комиссия ездит из колхоза в колхоз, ходит по полям, знакомится зачем-то со всем хозяйством, изучает годовые отчеты, отрывает людей от дела, сама тратит время и государственные деньги, — а зачем, господь ведает! И всего-то нужно бы сделать простую вещь — достать для землесоса метров тридцать резиновых труб. Землесос этот, хлопотами Андрея Владимировича, вот уже два года стоит на озере и добывает сапропель. Но для лучшей маневренности нужны эти самые резиновые трубы, которых нигде не достать.

Разумеется, для этого незачем было посылать комиссию. Но коль скоро ее послали, то она должна себя «оправдать». Надо сделать вид, что поработано изрядно, и все это дотошное изучение колхозов, я полагаю, преследует одну цель — собрать материал для отчета. И я предвижу, что отчет будет закончен следующим выводом: поскольку вопрос не изучен, следует поставить опыты…

Ближе к вечеру я возвращался из Райгорода на колхозном грузовике, который вез шлак для строящегося телятника. У въезда в Ужбол мне бросился в глаза начатый постройкой шлакобетонный домик. Я не знал еще, кто строит этот дом, но то, что строится он в деревне, показалось мне знаменательным. До сих пор приходилось встречать в здешних местах заколоченные избы, случалось видеть, как из деревень вывозят в город дома, как такие же точно шлакобетонные домики возводятся в Райгороде. Там, в Райгороде, эти домики строили выходцы из окрестных деревень, чаще всего не рабочие, а так называемые «шабашники», которые хотя и состоят на какой-нибудь должно-стёнке, но живут не службой, а выгодной поденкой в колхозе или же собственным огородом. Потомственные овощеводы, они выращивают на городских своих усадьбах отличный лук, превосходные помидоры и огурцы, успешно конкурируя с колхозами и колхозниками. Вот почему обрадовал меня этот строящийся в Ужболе дом. А то ведь деревня наша обеднела людьми. К примеру, я давно уже не видел многолюдной крестьянской семьи, с дедом и бабкой, с сыновьями, дочерьми, снохами и зятьями, внуками и внучками, от которых тесно и шумно, но весело в деревенском доме.

Николай Леонидович предложил мне поехать с ним на совет Райгородской МТС. Совет собрался в столовой. Народу пришло человек восемьдесят: председатели колхозов, агрономы и зоотехники, руководящий состав МТС, управляющий банком, уполномоченный Министерства заготовок…

Предстоит обсудить итоги весеннего сева и подготовку к уборке урожая. Слово для доклада предоставляется директору МТС.

Я слышал о нем, что он агроном с высшим образованием. На вид ему лет тридцать, много — тридцать пять. Он сухощавый, смуглый, несколько щеголеватый, с модными косыми височками. Держится он свободно, уверенно, — видно, что привык выступать. Правда, он все время заглядывает в бумажки, но это нисколько не связывает его.

Сперва директор долго читает собравшимся, как прошел весенний сев на целинных землях: в Казахстане, Сибири, на Алтае.

Не могу понять, зачем он это делает. Народ здесь собрался грамотный, развитой, можно сказать, лучшие люди района, которые и газеты читают и радио слушают. Да и время каждому дорого, — в самом разгаре сенокос, через несколько дней начнется жатва…

Многие в зале дремлют. Одна девушка сняла туфли, поставила на них ноги, — видать, натрудила их с утра агрономша! — и отдыхает.

Наконец докладчик переходит к колхозам зоны МТС. Речь его уже не звучит так гладко, как она звучала, когда он говорил о весеннем севе на целине. Там у него все было написано заранее, взято из газет, а здесь он то и дело заглядывает в различные сводки и ведомости, хотя говорит о вещах, которые — разбуди его среди ночи — обязан бы знать наизусть. Ведь это главное в его жизни.