Деревня - страница 10
Я очень хорошо помню его первые дни у нас, когда он, прозрев, по двору опасался ходить и от курей убегал, боялся к ним даже приближаться (и правильно, кстати, делал). Он вел себя тогда осторожно, не как когда я видел его у Козлихи, где у него были братики для забав и площадка для игр, целиком в его распоряжении. Должно быть, ему у нас было страшно и грустно первое время. Потом он себя нашел. Тот кот, которого я помню по тем самым первым дням у нас никогда бы никуда со двора не ушел и ни с какими бродячими собаками во век не связался бы. Помню, как у него начали резаться зубки и как он в связи с тем, жалобно пища, во дворе грыз траву и палки, все вообще, что находил подходящее, или что я ему подсовывал. Мне это, впрочем, было по душе - просто еще одна забава, детская шалость - едва ли я его жалел тогда. А после, когда зубки прорезались, а сам он вырос, он и зубки, и коготки свои востренькие, и все органы чувств и все тело разом стал на охоте пробовать, притаскивая бывало то мышь, то крота (чаще мышей, конечно) и ложа их на ступеньки у веранды. Он так хвалился, а есть гнушался, ему доставались объедки со стола, которые были в разы вкуснее. Когда же в загулы уходил порою, то возвращался обратно как раз за пищей, а если на недели пропадал - питался, вероятно, чем придется. Ближе к последним годам шерсть его, не слишком длинная, изначально рыжего окраса, посветлела, сделавшись совсем какой-то блеклой, словно пеплом обсыпали. Только имя менять было уже поздно, так и умер он, стало быть, Рыжиком.
Колодцы и семьи
История о колодце - одна из тех историй, в которых раскрывается главный герой рассказа и его личностные качества, то есть в данном конкретном случае раскрываюсь я сам и моя суть. В дальнейшем будет еще несколько таких историй, посвященных главным образом моим глупым детским выходкам и шалостям, неожиданным для взрослых происшествиям. Историй, которых у каждого повзрослевшего мальчика, вроде меня, наберется не с один десяток. Здесь, однако же, будут представлены лишь те из них, которые запомнились мне пуще прочих. Делиться некоторыми историями во всех подробностях, порой весьма даже нелицеприятных, мне будет очень стыдно, но, к сожалению для честолюбивого меня, без тех проделок полноценного представления об юном мне как личности, читатель не получит. А потому, стало быть, очень важно для правдивости повествования (раз уж мы пишем здесь произведение автобиографическое) запечатлеть те истории в точности до мельчайших деталей, без прикрас, занимаясь, таким образом, не благородным искусством художественного портрета, но реалистичной фотографией, по сути своей не допускающей и доли вымысла.
Колодцам в деревне с ранних лет моих в загашниках памяти было отведено особенное место, лишь немногим уступающее по значимости животному и растительному миру, а также людям, проживающим в деревне постоянно, своеобразным их чертам, как внешности, так и натуры, их отличному от городского быту, в совокупности и составляющим общность сущности деревенского характера. Можно сказать, что приезжая в деревню ребенком во все разы после первого сознательного своего раза, даже еще не прибыв туда, но будучи лишь в пути, я рисовал в своей голове пейзаж той живописной пасторали, в которой мне и суждено было провести последующие несколько недель своей жизни. Тому немало способствовали просторы, проносящиеся за окном поезда. По мере отдаления от центра, вблизи которого я жил, к периферии страны, просторы, все более дикие и неприкаянные. В не меньшей степени тому способствовали и мои личные воспоминания о тех родных краях. И хотя, повторюсь уже в который раз, отлучение от городских удобств я воспринимал в те годы, как наказание, то не мешало мне любить и ожидать всем своим маленьким, детским, тогда еще, конечно, не сформировавшимся полноценно, но уже вполне себе человеческим естеством все яркие и бесценные, золотые мгновения, которые мне суждено было в деревне провести.
Итак, колодец в деревне есть при каждом дворе. Без колодца и помыслить жизнь человека в деревне невозможно, ведь это источник доступной питьевой воды, без которого не обойтись ни в одном хозяйстве. Как с давних пор селились люди в близости воды, так и в современности хозяйское оприходование нового участка начинается всегда с рытья колодца. Лишь там, где есть вода или аналогичный по свойствам субстрат, возможна жизнь в привычном ее смысле, - оспорить данное утверждение, кажется, невозможно. Я же с ранних лет своих привык колодцы оценивать не в сообразности с удобством выполнения практической их задачи, которая для большинства людей стоит на первом месте, но сугубо эстетически, без прагматической, так сказать, дела подоплеки.