Деревня Пушканы - страница 8
Огороды богатого хозяина Озола занимали широкий склон за коровником — высоким каменным строением с коричневой дранковой крышей и скрипучим флюгером на коньке. На склоне, пропитанном навозной жижей, земля была тучной и плодородной.
Свекла, брюква, репа и морковь тут разбухали прямо на глазах и осенью тяжелели, как коряги, и нелегко было выдергивать их из земли. Убранные корнеплоды скотницы Озола парили, крошили и сыпали в кормушки коровам и свиньям весь год, скотина богатого хозяина отправлялась на пастбище, тяжело посапывая, и весною какую-нибудь траву просто не замечала. Сыта была. Потому-то хозяйка Озолов каждый четверг возила на рынок тридцать и более фунтов обернутого пергаментной бумагой желтого, пахучего масла, которое охотно разбирали городские барыньки и скупщики из Риги, платя гораздо больше, чем женам селян за комья масла, завернутые в льняные тряпицы и листья кувшинки. В волости считали, что в год Озол за одно масло выручает не меньше, чем другие хозяева за зерно, лен и свиней вместе взятых. Эти крупные доходы хозяину-балтийцу обеспечивали обширные огороды, грядки с сочной свеклой, репой, морковью на обильно унавоженной почве.
Но корнеплоды требуют тщательного ухода, пожалуй, не менее тщательного, чем ребенок. Потому Озол, кроме батраков и батрачек, нанятых на год или полгода, летом и осенью брал еще поденщиков. Где-нибудь в Курземе или Видземе, где люди больше стремятся работать в городе, в нужное время найти рабочие руки посложнее, но в Латгале иначе. Незанятых деревенских женщин, парней и подростков здесь хоть отбавляй. Притом — дешевых работников. Обычно мужику, у которого всего лишь несколько пурвиет земли, зимой недоставало крупы, или приправы, или же возка соломы — корове подкинуть, пока весной солнце не растопит серые болотные кочки и на них не пробьются глинистые пузыри. Каждую весну тому или иному жителю деревни приходилось занимать то пуд зерна, то пятерку или десятку деньгами. Их можно было раздобыть только у крупных хозяев. И такой господин Озол пушкановцам на самом деле казался хорошим соседом. Он одалживал, но, занимая, надо было и честь знать: пособить благодетелю на спешных работах. Отплатить трудом задарма, просто в благодарность за выручку прислать жену или подростков.
Уважая местные обычаи, крупные хозяева Пурвиенской волости не гнушались и толоками. Как и ксендз, который землю своей мызы обрабатывал руками толочан, так и землевладельцы-балтийцы созывали в определенный день мужиков и баб деревни пособить. А на толоках, как известно, селяне сами друг друга подгоняют.
При красных, правда, подобных проделок себе не позволяли. В советских канцеляриях сидели безземельные крестьяне да всякие голодранцы, и хозяина, собравшего толоку, могли объявить эксплуататором, приравнять к владельцам мыз. Поэтому-то хозяин Озолов в советское время поспешил заявить, что все долги селян перечеркивает, однако, едва войска красных отошли по резекнеской дороге на восток, как он о своем заявлении сразу забыл. Мамаша Озолов — так называли хозяйку, — правда, сомневалась, наберется ли достаточно полольщиц, но хозяин с сыном Волдисом уверяли, что нечего опасаться. Разве не были селяне должниками и разве смогут они впредь прожить, не одалживаясь?
И так несколько недель, по два-три дня кряду, Цезарь на дворе Озолов, пугая пришедших, метался на цепи и лаял до хрипоты. Пока хозяин, хозяйка и Волдис не уводили барщинников в поле, пока латгальские женщины и девушки не принимались полоть и рыхлить овощные грядки.
Девушками деревни Пушканы распоряжалась сама хозяйка Озолов — болезненного вида расплывшаяся женщина с грубым, как у мужика, голосом.
— Отсюда начинайте! Будете полоть и рыхлить. Но так, чтоб на бороздах корней сорняков не осталось, а морковочки не повыдергали.
— И до полдника чтоб поле было, как подметенное, — добавил сын хозяина Волдис. — А ты, красотка, держись, будь и в работе первой! — Глядя на Анну, он от удовольствия прищелкнул языком.
— Пускай налегает, пускай налегает! — отозвалась Тонславиха. — Еще посмотрим, угнаться ли ей за старухами…