Деревянные пятачки - страница 40
Она ушла. А он остался в конторке. Долго не спал, все думал о Клавке, о ее детях. Утром, когда она пришла на работу, позвал ее.
— Пропадешь ты, если будешь так жить, — сказал он.
— А тебе чего? — грубо ответила она, потому что и стыдно было, и разбирало зло, когда лезли в ее дела.
— Девчонок жалко.
— А что им с твоей жалости!
— Давай будем жить вместе.
— Чего? — Клавка засмеялась— Ты с ума сошел, Белевич!
— Надо детей подымать, чтобы выросли как следует быть. А одна ты не осилишь.
— Ну, это не твоей заботы дело!
— Пропадешь ты одна. Не хватит твоей жизни на них.
— А ну тебя!
Клавка махнула на него рукой и убежала, и он видел в окно, как она стала рассказывать грузчикам, и как грузчики, а особенно Кешка Тельпугов, захохотали, глядя на его окно.
В этот день они грузили цемент, и Клавка, надрываясь, таскала пятидесятикилограммовые мешки, и лицо у нее было багровое, и дышала она часто, и несколько раз хваталась за сердце.
— Я тебе говорю честно, — с трудом подняв голову и глядя в ее усталые глаза, сказал Белевич. — Мне тебя не надо. Но ради детей твоих будем жить вместе.
От тяжестей ей резало низ живота, сердце на каждом стуке куда-то проваливалось, и было так тяжело и обидно, что Клавка заплакала.
— Черт с тобой, — сказала она. — Приходи.
Он переехал к ней. И с этого дня она перестала работать грузчиком.
— За пять лет, что живу один, скопил немного денег. Надо одеть девочек. И тебе надо одеться, — сказал Белевич.
И в первое же воскресенье они все: и Клавка и ее дочки — одной десять, другой двенадцать — пошли в универмаг, и он купил им обувь и на зиму по пальто. И Клавке купили пальто.
— Ну что ж, надо спрыснуть, — сказала Клавка, не очень ловко себя чувствуя от щедрот Белевича.
Он послал девочек за пряниками и конфетами.
И Клавка притихла.
Ночью она ждала его — он спал на кухне. Но он не пришел.
Встала она чуть свет, затопила плиту, приготовила завтрак. Белевич встал, помылся, поел и ушел на работу.
Вернулся поздно. Клавка ждала его, накрыла стол. Он поужинал. Почитал газету. И лег спать.
— Что ж, так и будем жить врозь? — сказала ему Клавка спустя неделю. — Все равно все уж говорят, что живем, так пускай будет правда. — Она вспыхнула и засмеялась. И тут же поморщилась. У нее все чаще болел низ живота.
— Чего ты? — спросил Белевич.
— Да так... ничего...
Он не стал допытываться, но каждый день все внимательней к ней присматривался.
— Сходи к доктору, — однажды сказал он.
— Боюсь... — и Клавка заплакала.
Он с жалостью поглядел на ее осунувшееся лицо, на тонкую шею и с ужасом нашел сходство с лицом и с шеей своей первой жены незадолго до ее смерти. И не стал настаивать, чтобы она пошла в поликлинику. Но она все же пошла.
— Я схожу. Ладно. Схожу!
Оттуда вернулась веселая. Вечером, когда уложила девочек спать, пришла к нему.
— Белевич, а ведь я люблю тебя!.. Думаешь, вру? Нисколечко! И зря ты меня посылал в поликлинику. Совсем зря...
Но он знал — не зря! Видел, что она прикидывается веселой. И ему было тяжело, и жаль было ее. Но он даже не показал вида, что обо всем догадался.
— Я и не думала, что ты такой славный... Все молчишь, молчишь, а сам добрый. И чего я тебя раньше не знала? — Она прижалась к нему и затихла.
На другой день, в обеденный перерыв, он поехал в поликлинику и узнал, что болезнь у нее серьезная. Есть подозрение на рак.
И так оно и было.
Через полгода он остался с ее девочками.
1967
Лошадь убили
У бугра дорога делает крутой поворот. Его не видно из-за высоких акаций. И откуда было знать шоферу, что когда он вырулит на прямую дорогу, выскочит стреноженная лошадь. Крылом пятитонки ударило ее в грудь Лошадь упала. Задние скаты прошли по ее спутанным ногам, как по жердям, только чуть дрогнув рессорами. Лошадь вгорячах вскочила, но тут же рухнула и тонко заржала.
Шофер перепугался и все дальше, дальше гнал машину, заметая следы. И только уже к вечеру, подъезжая к гаражу, подумал о том, что крыло-то помято, что он неизвестно где пропадал все это время и что это и есть те улики, от которых ему не уйти, и тогда он чуть не заплакал. Он был очень молодой и неопытный парень.