Деревянные волки - страница 10
Сашка проваливался в сон почти так же, как срывался на своей веревке — на несколько секунд останавливалось дыхание, потом он вздрагивал и открывал глаза.
Так повторялось несколько раз, пока перед ним не появилась старушка в белой льняной рубашке.
— Что? — тихо спросил Саша.
— Ты кричал, ты мамку звал, — прошептала она. — Ты маленький еще. Тебе нужно домой. Твоя мама где?
— Я не кричал, — оправдывался он. — Мне снился Дед Мороз в колесе. А рядом собака.
Бабка испуганно смотрела на него:
— Какой Дед Мороз? Какая собака?
— Собака лайка, а может быть, волк, — ответил он совсем тихо, как будто все еще не проснулся. — А сколько время?
— Утро далеко, спи. Три раза перекрестись и спи. Нельзя спать, не перекрестившись. Хошь, иконку принесу? Под подушку положишь — спокойно на душе станет, легко. — Не дождавшись ответа, она ушла и вернулась с маленькой иконкой в руках. Сама положила ее под подушку: «Спи с Богом». — Перекрестила парня, выключила свет и неслышно ушла.
В потемках мне казалось, что какой-то рыжий карлик ходит по комнате, он часто оглядывается, а потом садится на подоконник, «свесив ножки».
Что снилось Сашке, спал ли он вообще или притворялся, я не знаю, только через некоторое время он встал, включил свет, достал из-под подушки иконку и отнес ее в другую комнату. На обратном пути подошел к окну, прикоснулся лбом к стеклу, что-то рассматривая где-то «там», на мгновенье замер, медленно развернулся и так же медленно пошел к своей кровати, как будто спал на ходу или как будто был лунатиком.
Потом он уснул. Потом проснулся. Потом мы шли обратно к церкви. Потом Остап долго вытягивал наверх веревочную лестницу. Потом он так же долго спускался вниз: сел под стеной, достал из-за пазухи щенка и поцеловал его в нос.
— Я замерз, — сказал Остап, не поднимая головы. — Саша, Бога нет, — сказал он еще тише, как будто боялся, что кто-то услышит. — Есть только пропаганда и агитация.
— Это в тебе «будун» проснулся, — почти пошутил Шурик.
— Это во мне проснулся мой внутренний голос, — отвечал Остап.
— Твой внутренний голос, возможно, тоже болеет. Мне это пока не понять, — подытожил Александр.
— Поймешь когда-нибудь. — Остап встал. — Я хочу в церковь. Один.
— Зачем тебе в церковь, если Бога нет?
— Надо.
— С собакой за пазухой, может быть, и нельзя в церковь, — не унимался Александр.
— У меня партийный билет есть — мне можно все, — ответил Остап.
Отыскав ключ, выданный на время ремонта и спрятанный в «надежном» месте на ночь, он вошел в церковь.
Сашка некоторое время ходил, как часовой, от угла до угла, потом присел под стеной.
Когда из церкви вышел Остап, движения его были очень медленными: он медленно закрыл большую дверь, медленно спрятал ключ в условленном месте, медленно подошел к Александру и тихо присел рядом.
— Утро, — сказал он. — Там, на большом куполе, есть два люка: один внизу, а другой — почти у креста. Внутри купола можно жить, как в танке. Верхний люк откроешь — звезды, с ума можно сойти. Когда собачке эту красоту показал — человеческим голосом завыла от восторга.
— Почему «человеческим»? — спросил Сашка.
— Не перебивай. А потом она заплакала. Ты видел, как собаки плачут? Люди — понятное дело, а собаки? Им-то зачем? Может быть, от восторга?
— К мамке захотела или высоты испугалась — вот и весь восторг.
— Заземленный ты человек, Александр.
— Да куда уж нам! Мы еще до этого не доросли. — Сашка зевнул. — Мой внутренний голос давно уже спит.
Странный, конечно, получался разговор — интересно, о чем бы говорил Остап, если бы сейчас с ним был не Шурик, а, к примеру, Жора. Он бы, наверное, говорил что-нибудь другое. Возможно, и думал бы чуть-чуть иначе. И зачем нужно было залазить в купол, открывать люк, смотреть на звезды, показывать их щенку, а потом еще и врать, что собачка плакала. Звезды можно увидеть, даже не отрываясь от земли. И еще — маленькие собачки не плачут, плачут большие — я видел.
— Может, в этом мире, кроме нас, никто и не плачет, — не успокаивался Остап. — А собачки и кони просто научились у людей. Представляешь — в глубокой тайге, где не ступала нога человека, сидит на дереве птичка и плачет?