Дети Гамельна. Ярчуки - страница 50
В соседней комнате, вольготно вытянувшись на наконец опустевшем ложе, негромко похрапывала пани Фиотия. Им, ведьмам, хоть что. Навидались за свою нечистую и длинную жизнь всякого, закостенели.
Глава 7. О превратностях погоды и иных естественных оправлений
День лишь начался, а уж словно и вечер. Льет с набрякших туч неумолимо и безустанно, словно всё долгое лето копили небеса ту тяжкую влагу. Истаял за тридевять земель дальний, высокий днепровский берег. Бурно влачатся порыжелые воды, несут ветви, жирную грязь, траву и прочий мусор. Вот проплыл, раскачиваясь, несчастливый кавун, эх, не быть ему съеденным честным селянством. Доплывет плод до порогов в компании с вот тем размокшим гайвороном, что покорно поджал лапы, вверив свою бренную тушку водам древней реки, лягут они бок о бок в густой ил, удобрят своей плотью бесконечные приднепровские камыши…
Скверна непогода на речных берегах – мрачен шелест дождевых струй, жуток плеск накатывающих на берег волн. Слились, смешались хляби небес и речной простор. Поглотит подступающий потоп и берег, и ивы, и оцепеневшего от лицезрения конца всего сущего наблюдателя. Смоет, всё смоет стихия. Смирись, человече, ступай под кров, налей доброй горилки, а еще лучше пряной, густой варенухи, и помысли о вечном. Ибо слаб ты и мелок, как случайная щепка, несомая бурной волною бытия.
Льёт. Обморочно и конечно льёт. Нацедить повторную чарку, испить и верить: развиднеется, непременно развиднеется, всплывет назавтра благословенное солнце, накалятся на баштанах литые бока кавунов и дынь, просушат перья и явятся свету важные гайвороны, и иная весёлая пернатая мелочь.
Иль нет? Утопнет, всё утопнет. Льёт, льёт, льёт… Боже ты мой, как льёт..
***
- Я так погляжу, у пана коронного жовнира[55] есть самый настоящий золотой дукат?
Старший паромщик, здоровенный, не меньше давешних волов, мужик смотрел на капитана, хитро улыбаясь.
Остальные, статями немного уступающие ватажку, не торопясь, черпали деревянными ложками кулеш из медного казана, как бы не следя за разговором. Оно и понятно, намахаешся веслом, до всего глухой будешь, кроме скулящего от голода брюха, что к хребтине прилипло.
- Ну есть, — кивнул Мирослав. — Но только один. Сверху разве что пару солидов добавлю.
- Та не, — отмахнулся широченной лапой паромщик. — И одного хватит. Ты тот дукат, пан, заверни в трубочку, вижу, ты крепкий, совладаешь…
Капитан слушал неторопливую речь, предчувствуя, что не выйдет со срочным перевозом ничего. И придется ночевать на этом берегу. И почему-то захотелось вынуть пистоль из-за пояса, перехватить за ствол и двинуть наглючего посполитого по мордам. Так, чтобы во все стороны зубами брызнуло…
- Вот как совладаешь, так засунь тот дукат себе пид хвоста, пан коронный жовнир. Выгребать среди ночи, да в такую погоду… Не, то пан коронный жовнир лучше пусть вплавь на тот берег махнет, — закончил сволочной перевозчик и оскалился в улыбке. Пары зубов не хватало.
Не успел Мирослав схватиться ни за пистоль, ни за саблю, как под навесом, будто из ниоткуда, объявилось четверо казаков во главе с пятым, разодетым, будто куренной атаман. И крест-мощевик[56] тебе, чуть ли не двухфунтовый на груди висит, и жупан, золотом отделанный, и в аграфе[57] серебряном перо торчит, аж из павлинячьей сраки выдраное…
Хлопцы были своему старшому под стать: с новенькими мушкетами, в черных реестровых жупанах, построенных, похоже, что не только из одинакового сукна, но и одним мастером. И как сподобились-то? Вроде же и не московские стрельцы... Вояки своим грозным видом начисто отшибли желание продолжать спор.
- Что стряслось, ясный пан? – с нескрываемой издевкой произнёс «атаман», пренебрежительно разглядывая изрядно потрёпанного долгой и трудной дорогой капитана, смотрящегося подлинным нищим рядом с пышно разодетым казаком.
- Да ничего, – как можно дружелюбнее улыбнулся Мирослав, внутренне передёргиваясь от злости. – То мы так, пан гетьман. Дурью маемся.
Конечно, можно было их всех перебить – пятерых расслабившихся на денежной, но необременительной службе казаков капитан разделал бы с легкостью. Стрельнуть в упор «пану гетьману» в рожу, разрядить второй в того, что у «гетьмана» за спиной, выдернуть саблю из ножен…