Дети Гомункулуса - страница 18

Но успокаиваться было рано. Девица с ярко накрашенными, на пол-лица, губами вынесла поднос с двумя шприцами, наполнен­ными мутной жидкостью. Дело дрянь...

Мартин отчаянно взглянул на меня и попробовал вырваться из лап державших его существ. Но вцепились они крепко. Директор стоял перед нами и снисходительно улыбался.

— Видишь, рыбак? В этих шприцах одно выдающееся вещест­во. Очень ценное. Многие люди готовы платить за него бешеные деньги. А мы дадим тебе бесплатно. И этой девочке дадим. Вы закомплексованные, несчастные создания, вы всю свою коро­тенькую жизнь душите свои эмоции и желания. А зачем? Разве есть что-то более значительное, чем исполнение желаний? Разве не тайные мечты управляют человеком и всей историей челове­чества? И мы поможем вам осуществить ваши желания. Малень­кий укольчик... Совсем не больно. И вы познаете земной рай, ко­торый существует на самом деле, — в отличие от придуманного небесного. Ты, рыбак, будешь любить эту девочку крепко-крепко. И она не будет против. Ваша энергия наконец освободит­ся — и мы посмотрим, у кого она сильнее — у тебя или у нее! А может, они сольются в один поток — могучий поток, который сметет все ваши моральные барьерчики!

Мартин кусал губы и вырывался, а директор веселился:

— Вам понравится. Еще спасибо скажете. Мы даже завидуем вам, правда?

Присутствующие согласно закивали.

— Мы завидуем тебе, рыбак, который мечтал стать священни­ком. Каждый из нас не прочь оказаться на твоем месте. Но сего­дня, в наш священный час, это должен сделать ты, мальчик! Ну, возвращайтесь к природе!

— Скорей! — завизжала Биргита Эдуардовна. — Хватит бол­тать! Время на исходе! Через двадцать минут будет пройдена ор­бита Лилит!

Существа засуетились, зашумели. Мою руку чем-то перетяну­ли выше локтя и крепко держали. Секретарша потянулась к шприцам.

— Нет!

Мартин изо всех сил рванулся и выбил ногой поднос. Шприцы стукнулись о каменный пол. Крик разочарования пронесся по толпе жабьелицых.

— Вторую порцию! Скорее!

Но Мартина словно подбросила невидимая Сила.. Да, это был рыбак, все предки которого привыкли сражаться с морскими чу­довищами, Существа разлетелись в стороны. Но их было много... Их время уходило, и они помнили только о своем голоде, о пус­тоте в своих душах, которая требовала заполнения. Несколько жабьелицых схватили Мартина за руки, за плечи, за шею. Моло­дая девица с черными спиральками волос — все-таки это была Алина — с криком ненависти подскочила к Мартину и, как кош­ка, ударила его по лицу рукой с длинными острыми ногтями. Че­рез лоб и щеку потомка рыбаков протянулись глубокие царапи­ны. По ним потекла кровь.

— Осталось десять минут!

Я почувствовала, как в мою руку входит иголка. К Мартину подбежала секретарша со шприцем. Мой друг в отчаяньи огля­нулся — вокруг толпились жабьелицые, за спиной — витражное окно.

— Не будет по-вашему!

И неожиданно рванулся назад, к окну. Раздался звон разбитого стекла. Мне стало плохо, перед глазами все расплылось. Как во сне, слышала голоса жабьелицых:

— Подобрать его! Может, еще живой...

— Поздно. Люди сбежались. Проклятье, подъехала “скорая”! Его забирают.

— Что делать?

— Время кончилось. Теперь придется ждать месяц.

— Проклятье! Я совсем ослабею.

Голоса превратились в едва слышное бормотание:

— Найдем в больнице... Мнемоническая анестезия... Неудач­ные экземпляры... Все ликвидировать... Уходим, уходим, ухо­дим...

И я провалилась в черную бездну.

12

Я проснулась от того, что в глаза светило солнце. Еле узнала номер гостиницы “Салдуве”, первый раз увиденный при солнеч­ном свете. Ну, да, я в гостинице. На мне моя пижама в мелкие ромашки. На кресле — моя одежда, на коврике — мои тапки. Ну и кошмары тут снятся! И все болит — словно ночью из меня пыль выколачивали. Скорей бы домой...

Но как тут сегодня светло, и какой странный шум! Я подошла к окну, раздвинула шторы... И едва не задохнулась от изумления — за окном было море!

Торопливо открыла окно и, насколько могла, высунулась на­ружу. Море начиналось метров за двести от памятника трем ры­бакам, или солдатам, — их освещенные солнцем силуэты отчет­ливо виднелись на фоне стальных волн. Море было и таким, и не таким, как я представляла. Оно не было добрым и не было злым. Оно было слишком величествен­ным, чтобы соотноситься с какими бы то ни было человеческими понятиями. И еще — оно было настоящим, оно дышало.