Дети Гомункулуса - страница 5

стр.

— Как это? Сошел с ума, что ли?

— Изменилась сама его натура. Он перестал петь — разучился. Стал бледным, даже с каким-то зеленоватым оттенком, обрюзг­шим, его губы начали увеличиваться, набухать, глаза выкати­лись...

— А, знаю, нам рассказывали на курсах медподготовки в ин­ституте. Это базедова болезнь, нарушение деятельности щито­видной железы. Ее вызывает недостаток йода. Разумеется, в древности такого больного могли посчитать одержимым нечис­той силой.

— Йода тут хватает. И в еде, и в воздухе, — мой собеседник задумчиво глядел на алтарную стену, туда, где белый мраморный Христос раскинул пробитые гвоздями руки, словно заслоняя со­бой наш грешный мир от неосознанной нами опасности. — Итальянец изменился не только внешне, но прежде всего внут­ренне. Панически боялся моря. Хотя раньше каждую неделю хо­дил на собственной шхуне в соседний портовый город за това­ром. Ненавидел людей, особенно молодых. Метаморфозы начали происходить и с его прислугой. Жильцы дома перестали общать­ся с людьми, странная тишина окружила дом. А потом пропали двое детей сапожника, который жил на этой улице: они любили играть у старого колодца, в зарослях сирени... И тогда, как гласит местная легенда, в таинственный дом пришли три рыбака. Это были лучшие рыбаки побережья, мужественные и набожные лю­ди... Лягушачье кваканье, громкое, как лай собак, и жуткое, как вой волков в крещенские морозы, всю ночь не давало уснуть жи­телям этой улицы. В ту ночь впервые рыбаки забрасывали невод не в море: они искали улов в старом колодце во дворе дома купца Вайштатиса. И улов у них был, но никто не увидел, что шевели­лось и визжало в их неводе. Наутро дом был пуст, только в ками­не догорали уголья...

Никто не искал пропавших обитателей проклятого дома. Через несколько дней по постановлению магистрата дом Вайштатиса был выкуплен городом за символическую сумму, и его стали раз­бирать по камешку. Люди трудились молча, сосредоточенно, не задавая лишних вопросов. Разобрали все, даже фундамент. Коло­дец засыпали и сровняли с землей. Через несколько лет на том месте построили храм.

Старик умолк и сидел, закрыв глаза. Неужели он сам верит в свою сказку?

— Так что же сидело в колодце?

— Нечто, что было создано человеком.

— Робот, что ли?

Старик засмеялся:

— Вот она, современная молодежь! В Святой Дух они пове­рить не могут, а существование робота в шестнадцатом столетии допускают. Ну, хорошо. Уже поздно, вам, паненка, нужно воз­вращаться в гостиницу, тут рядом остановка автобуса, я покажу нужный маршрут.

Остановка действительно оказалась недалеко от костела, надо было только перейти на соседнюю улицу, более освещенную и людную. Моросил ледяной весенний дождь, а провожающий ме­ня священник стоял без шляпы, в своем черном одеянии, очевид­но, не слишком теплом. А мне после услышанной истории не хватало смелости сказать ему, чтобы он возвращался, что я и од­на дождусь автобуса.

— Скажите, а тот памятник, возле гостиницы... Это что, рыба­ки из вашей легенды?

— Да нет, не думаю. Памятник современный, установлен по­сле последней войны... И вот еще что... Если вам покажется что-то в нашем городе странным, испугает, или снова к вам будет кто-нибудь приставать — обязательно приходите ко мне в костел. Я — отец Петер, меня всегда можно найти в храме. А вас как зо­вут?

— Вика...

— На всякий случай скажите, Вика, в каком номере вас посе­лили...

Старик смотрел на меня так сочувственно-тревожно, словно я собиралась не в гостиницу, а в опасную экспедицию. Желтый обшарпанный “Икарус” обрадовал меня своей заурядностью, не­совместимой со средневековыми ужасами.

Алины в номере не было. Не было и ее вещей. Что ж, наверно, нашла себе другую соседку, более “современную”. Я закрыла дверь на ключ и легла в холодную постель. Как и прежде, в ком­нате слышался ритмичный гул... Может, работала какая-то ма­шина? За окном висел туман. Тоска...

Снились мне чудовища, пучеглазые и губастые, они противно смеялись, дотрагивались до меня холодными липкими лапами, так же похожими на человеческие руки, как гроб похож на колы­бель. И падал на эти создания тяжелый невод из серебряных ни­тей, и все не мог зацепить их, и поднимался вверх, к еле различи­мому островку света...