Дети каменного бога - страница 2
— Сегодня до Галата не поспеем, — весело сказал пассажир, сидевший напротив Гайрона.
— Ох, опять придется ночевать в каком-нибудь зачуханном трактире, — запричитала дородная дама справа.
— Хорошо если в трактире, а не под открытым небом, как под Тордом, — подхватила ее соседка у левого окна.
Дерганый императорский курьер, и вечно недовольный сухой старик благоразумно промолчали.
Гайрон не знал имен ни одного из пассажиров. Вот уже второй месяц он прибывал в отвратительном расположении духа, и за три недели пути от Торда до Галата ни разу не перекинулся ни с кем из них и парой слов. Его попутчики истолковали молчания юноши по-своему, решив, что свежеиспеченный выпускник военной академии, назначенный на должность наместника захолустья под названием Цвергберг, слишком зазнался, чтобы разговаривать с простыми гражданами. Гайрона же не волновало, что о нем думали эти люди, его угнетала пятилетняя ссылка на самую бесперспективную окраину империи.
Жадное Бескрайнее Болото слева, как ненасытный удав поглотило солнце, оставив только самый краюшек бросающий последние лучи в сторону Скверного Леса. Дорога, пролегающая между гиблыми топями и плешивой опушкой, рано или поздно упрется в последний оплот цивилизации Галат. Дальше карета не поедет, и новый наместник с двумя слугами отправится верхом прямиком в дыру, потерявшую статус города еще до его рождения.
Там перед Горбатым Хребтом в Долине Полумесяца стоит крайняя застава империи, кладбище надежд Гайрона четвертого сына из дома Рэм.
Худшие опасения двух наседок подтвердились. Распряженные лошади неспешно пощипывали траву в сгущающихся сумерках. Слуги развели костры и хлопотали вокруг огня спеша поскорее накормить хозяев.
Гайрон и двое его слуг угрюмый Драйк и старый Рибо особняком грелись у отдельного костра, разожженного неподалеку от поваленной, покрытой мхом ели. Весельчак, который «тонко прочувствовал» расстояние до Галата, неспешно прогуливался вокруг лагеря, то и дело, вступая в бесплодные разговоры с дозорными.
Выбрав момент, когда Драйк отлучился по зову природы, а старый Рибо провалился в глубокий сон, весельчак подошел к их костру и окликнул Гайрона.
— Вечера здесь довольно прохладные, — беззаботно произнес он.
— В столице и холоднее бывает, — глядя в огонь отозвался Гайрон.
— Просто я-то, болван, думал на южной окраине империи потеплее будет, — усмехнулся весельчак.
Юноша хотел отмахнуться от него, как от назойливой мухи, но в последний момент подумал, что ни к чему необязывающая беседа поможет отвлечься от гнетущих мыслей.
— Тепло из Южной Пустоши, не может перевалить через Горбатый Хребет, — пояснил Гайрон.
— Жаль, — вздохнул весельчак, кутаясь в плащ. — Там откуда я родом, сейчас дует нежный, теплый бриз. Днем, конечно, он превращается в дыхание сетра, но ночью подобен дыханию блаженства.
Отложив тягостные раздумья на утро, Гайрон с интересом посмотрел на весельчака и жестом пригласил его присесть справа от себя.
— Я Гайрон из дома Рэм. — представился юноша. — Откуда ты?
— Мое имя Слай из дома Худан, — ответил весельчак, протягивая к огню озябшие ладони. — Я родился в небольшом малоизвестном городке Худан на юго-востоке.
— Не тот ли это Худан, — Гайрон вспомнил одни из уроков военной истории, — который упоминается в период десятилетней войны на севере?
Слай выдавил из себя грустную улыбку и поджал губы. Отвечать он не спешил и Гайрон спокойно принялся копаться в пластах знаний, полученных в академии, вспоминая печальную историю Худана.
Еще в первый день совместной поездки он дал Слаю прозвище, наиболее подходящее его виду и манерам. Гайрон назвал его Пройдоха. Стареющий щеголь с острым носом и живыми, постоянно улыбающимися серо-голубыми глазами. В его седых волосах осталось немного рыжих прядей, а тонкие курчавые бакенбарды уже присыпало пеплом безвозвратно ушедших лет. Несмотря на возраст, он продолжал следить за модой, чего только стоят его сапоги из тонкой кожи и белая блуза с жабо, небрежно торчащим из-под расстегнутых пуговиц бархатного жилета. В столице такие нововведения не одобряли, предпочитая старые добрые тоги, но Ид поглотил так много царств, что устанавливать единые стандарты стало практически невозможно.