Дети разбитого зеркала. На восток - страница 48

стр.

А что говорит упрямство? Фран знала, что будет сопротивляться любой ценой. Для этого следует изучить свои возможности. Может, с этим она ещё не опоздала. В конце концов, род человеческий отвратителен не поголовно — мало в чём она была так уверена и эта уверенность слегка успокаивала.


Фран заставила себя выползти из библиотеки и теперь сидела в пустом зале, медитируя над отличного качества жёлтой восковой свечой — весьма ценным имуществом по меркам рыбацкой деревни. Впервые за много лет она не боялась. Страх — очень плохое оружие, а ей приходилось быть разборчивой. Пропасть людских судеб зависит от того, найдёт ли она в себе силу и сможет ли с ней совладать.

Её душа вышла из укрытия и теперь как бы стояла посреди чистого поля, насквозь продуваемого потусторонними ветрами. Воздушные голоса шептали ей что-то наперебой, и каждый из них мог рассказать свою историю, но её интересовало только одно — способ воспламенить маленький язычок фитиля, угодив тем самым старому еретику и открыв себе путь к спасению. И вскоре она получила ответ. «Так просто?» — удивилась Фран, запоминая необходимое умственное упражнение. «А как ты хотела?» — запели воздушные голоса, — «Ты и магия — как ручей и вода»…

И тут, без предупреждения, без какого-либо намёка на предчувствие беды, на Фран обрушивается главный кошмар её жизни — видение Чёрной Волны. Только на этот раз окружающий пейзаж неузнаваемо преображается.

Фран, в общем-то, понимает, что Чёрная Волна не обязательно связана с морем. Если какое-то явление грозит уничтожить весь мир, то и суши оно неминуемо коснётся.

И теперешнее видение высоко возносит Фран над пустынной равниной, раскинувшейся до самого горизонта. С крепостной стены открывается вид на необозримую даль, заполненную изготовившимся к битве войском. То здесь, то там алеют варварские знамёна — пучки крашеных лошадиных хвостов на высоких древках. Внимание Фран привлекает блеснувшая где-то золотая искра. Сверхъестественно обострившимся зрением ей удаётся разглядеть крошечную фигурку владыки пустыни, словно отлитую вместе с конём из одного куска жёлтого металла. С тяжёлым сердцем она смотрит на всадника, пока безотчётная ненависть не застилает ей взор радужной дымкой. И только потеряв Роксахора из виду, Фран замечает, что небо над горизонтом начинает наливаться нехорошим подозрительным сумраком, а ветер стремительно усиливается.

Где-то за её спиной звучали приглушённо переговаривающиеся голоса, вдалеке тревожно ржали лошади. Тяжёлая серая туча медленно приближалась, протянув к земле хоботы смерчей и изломанные лезвия молний. Словно исполинский вал наматывал на себя всё видимое пространство — конные и пешие игрушечные фигурки взлетали в воздух и пропадали в мутном брюхе кромешного мрака. За ними следовали повозки, орудия, камни, кусты, — всё растворялось в неумолимом клубящемся хаосе.

Фран подняла руку. Каждый палец был увенчан напёрстком холодного зелёного огня. Огни тянулись вверх, как призрачные когти какой-нибудь адской кошки. И тут Фран их увидела. С пронзительными воплями с неба посыпались полчища виг, шумно рассекая воздух кожистыми крыльями. Некоторые проносились совсем рядом, словно приветствуя защитников крепости, а потом устремлялись в сторону отвратительной бойни, дополнившей картину всеобщего космического бедствия.

И в этот момент Фран поняла одну вещь. Всё это время какая-то часть её сознания была сосредоточена на своеобразном умственном упражнении, отдалённо напоминавшем то, что требовалось для зажжения свечи, но неизмеримо более разрушительном. Фран стала руслом для потока высочайших магических энергий, требовалось лишь узнать, откуда и куда течёт эта река. То, что ей под силу снести все преграды, было достаточно очевидно. Или это в её воле? Но она не желала никому зла. Разве что Роксахор… совсем недавно он ей почти нравился. Что он успел ей сделать?

На плечо Фран легла рука. И тут до неё дошло, что не ненависть направляла страшную силу, рвущуюся в мир из первобытного мрака прямо сквозь её тело, сквозь её душу.

Фран обернулась, чтобы увидеть человека, чья близость превращала её из щепочки, плывущей по течению судьбы, во всемогущую стихию, для которой нет ничего невозможного.