Дети Розы - страница 8
Лялька сняла пальто и села у окна, выходившего на реку. Она согрелась, но сырое блеклое небо словно вошло в комнату, зажгло багряные пятна на ковре и залило темной кровью китайскую вазу. Обрывки старых разговоров против воли стали проникать в ее сознание.
Доброе, открытое лицо Алекса.
— Тебе одиноко, Лялька? Я вижу, ты подавлена.
— Чушь, — вспылила она. Слишком быстро, вечно она отвечает ему слишком поспешно. И призналась: — Просто не знаю, как измениться. Стать такой, как тебе хотелось бы.
— Но тебе не надо меняться! Что ты такое говоришь. Даже не пытайся.
— Но тогда как нам жить дальше?
В тот день у нее открылись глаза: ответ на этот вопрос мог быть только один. Нет никакой нужды продолжать жить вместе — ни ему, ни ей. И так странно прозвучали его слова утешения:
— Бедная моя девочка, ты никогда не была в себе уверена. Никогда не хотела остаться собой.
— После того, как вышла за тебя? Да ты забыл, совсем забыл, как все было. Я никогда не думала… Никогда не хотела.
— Ты от всего отказалась. Почему? Если б я только мог это понять.
— Алекс, я не изменилась. Изменился ты. Я осталась прежней.
Они говорят в пустоту. Слова все время летят мимо цели, не пересекаясь.
— Безнадежно, — сказал Алекс. — Мы оба произносим монологи. Я сдаюсь. Но разве не этого ты всегда хотела? Ладно, пусть не всегда, но уже давно? Чтобы я оставил тебя в покое? А теперь, когда я уезжаю, ты чего-то испугалась.
— Да.
— И чего же?
— Закончить свою жизнь чудаковатой старухой. — Она все-таки нашла в себе силы улыбнуться. — Которая сама себе противна.
— Себе противна? Ну это тебе не грозит, — сказал он спокойно. — Ты простишь себе все — пока никто не смотрит.
И она его возненавидела: разве она когда-нибудь говорила с ним так безжалостно?
Разве она когда-нибудь говорила с ним так безжалостно.
— Ведь и ты можешь не найти там идиллию, которую вообразил, — сказала она безучастно. — Кто знает? А я мало что требовала.
— Это как раз и плохо.
— Тебе скоро надоест.
— Все же я попробую.
— Мы совершаем много ошибок. И каждый раз — новые.
— Ты так считаешь.
— Да, я так считаю.
— Ну и стерва же ты, — сказал он. — Ты просто не знаешь этого.
Стерва? Лялька и правда не знала. Она даже не понимала, почему Кейти встала между ними. Но так случилось. Прежде у нее не было подруг. Она никогда не любила женщин, даже презирала их: слабые, тихие создания. Всегда в тени своих мужчин. Всегда смотрят на них снизу вверх. Кейти была другой. Она и в Ляльку вселяла непокорность. Неужели это предательство — восхищаться кем-то? Ведь именно так и было: она восхищалась Кейти, потому что та любила рисковать. Жила безрассудно.
— А ты всегда была предельно осторожна, — сказал Мендес с ироничной ухмылкой.
Лялька напряглась, обдумывая его слова. Да, осторожна. Для того была причина.
— Какая причина? Если бы у тебя были дети…
Да, тогда люди понимали, с чем связана осмотрительность. Относились к ней уважительно. И ты был осторожен ради них тоже.
— Думаешь, я расчетливая? — спросила она с раздражением.
— Хуже. Ты получаешь удовольствие от безумств подруги — в своих фантазиях. Думаешь, я этого не знаю?
— Ты бы еще упрекнул меня в верности! — воскликнула Лялька.
— А как насчет верности в мыслях?
— Где-где?
— В желаниях. В мыслях.
— Думаешь, я не могу заполучить любого мужчину, которого пожелаю?
— Можешь. Да только тебе придется раздеться, Лялька. Обнажиться перед ним. Тебе это понравится?
— А ты бы предпочел именно это?
— Для меня измена в мыслях не лучше.
Он возненавидел Кейти с первого взгляда. Гипнотическую нежность близорукого взгляда, темную кожу, глубокий голос с легчайшим американским акцентом, тень разочарования в уголках глаз и изгибе губ.
— Она лесбиянка, — убеждал Ляльку Алекс.
— Кейти? Ты шутишь — это при всех-то ее мужьях..
Да это и была шутка, никакого отношения к действительности не имевшая. Ничего эротического в их отношениях не было. Разве что легкая напряженность. Дразнящая борьба с желанием снять трубку и позвонить. Они словно играли друг с другом. Лялька выпила чашку горячего черного кофе. Распечатала почту. Одна открытка была от ее сестры Клары. Лялька вздохнула. Бедняжка Клара. Надо будет сегодня же ей позвонить.