Дети с улицы Мапу - страница 72
— Хлебни, парень, немного водки, замерз ты совсем!
Сани двинулись с места. Шмулик почувствовал, как блаженное тепло растекается по всем его жилам. Он опустил усталую голову на плечо одного из партизан и погрузился в сон.
В монастыре
Когда Шуля открыла глаза, она подумала, что это сон. Комната, в которой она лежала, была маленькая и светлая. Лучи солнца проникали через единственное оконце в приятную полутьму комнаты, золотя маленький квадратный столик у стены, падали на пол и на кровать. Шуля протянула руки, и лучи скользнули сквозь ее пальцы на белые простыни.
Шуля закрыла глаза, пытаясь восстановить в памяти последние часы.
«Может, я все еще лежу в снегу, возле чугунной решетки монастыря, замерзаю, а чистая теплая постель мне только снится? Еще немного, и я совсем замерзну, я тогда сон кончится».
Вдруг она вспомнила про мать, которую она потеряла, когда они в страхе бежали.
— Мама, мамочка, — шевельнулись ее губы, — где ты? Жива ли?
— Что ты плачешь, девочка?
Только теперь Шуля заметила, что в комнате есть еще кто-то. Это была женщина со светлыми глазами и бледным лицом. Одетая во все черное, она сидела на стуле рядом с кроватью. Конечно, она монашка. Ведь и сестра Тереза так одевалась. Монахиня наклонилась и подала Шуле стакан молока.
— Пей, девочка, и тебе станет легче… Душа твоя чуть не отлетела прочь. Но велика милость Иисуса.
Монахиня подняла глаза к распятию, висевшему на стене над кроватью, перекрестилась и затем перекрестила Шулю.
Шуля попыталась подняться и сесть, но у нее остро закололо в груди, и она снова опустилась на подушку.
— Скажите, сестрица, где я?
— Ты в безопасном месте, девочка, в монастыре сестер, покорных рабынь Божьих. Сестра Тереза принесла тебя сюда.
— Сестра Тереза, сестра Тереза…
Мысли замелькали в усталом мозгу Шули, но она не могла вспомнить, как она добралась до Терезы и что было потом. Как будто туман окутал ее мозг. В сознании осталась лишь белизна, белизна без конца и без края, и по ней черные и красные пятна.
С усилием Шуля поправила одеяло в закрыла глаза.
Проснувшись, она почувствовала, что кто-то склонился над ней и гладит ее волосы.
— Мамочка! — мгновенно вспыхнула надежда в груди. Девочка боялась открыть глаза. Чуть приподняв тяжелые веки, она увидела над собой черную шаль. Из груди девочки вырвался вздох.
— Что с тобой, девочка, где-нибудь болит?
Шуля узнала глубокий ласковый голос сестры Терезы и открыла глаза.
— Сестра Тереза, — радостно прошептала она и схватила монахиню за руку, — как хорошо, что вы со мной… Что со мной тут будет? Немцам не выдадут?
На губах монашки мелькнула грустная улыбка.
— Сестры не доносчики. Иисус велел жалеть даже врагов.
Шуля поняла, что своим вопросом выдала себя, и в растерянности замолчала.
Софья Михайловна и Тереза встречались главным образом в часы работы. Многие ночи они проводили вместе на дежурстве, беседуя о больных, врачах, работниках больницы, о событиях в мире и на фронте. Но ни Софья, ни тем более Шуля, не говорили с Терезой в больнице о себе, о своем прошлом. Как будто между ними был договор не касаться опасных тем. Но Софья чувствовала, что монахиня знает правду, и была ей благодарна за великодушное молчание.
И сейчас сестра Тереза поняла смятение девочки. Минуту помолчав, она сказала, глядя на нее:
— Ты, девочка, в монастыре. Власти пока еще уважают эти стены. Но лучше тебе здесь оставаться под именем Оните Дудайте. Только матери Анне-Беате тебе придется сказать всю правду. Монастырь — святое место, и не дай тебе Бог осквернить его ложью.
Шуля попыталась сесть, преодолевая дрожь во всем теле.
Ей очень хотелось вспомнить, как она попала в монастырь. В памяти ожили те секунды, когда она упала в снег рядом с железными воротами.
— Сестра Тереза, как я сюда попала?
— Когда я возвращалась с ночного дежурства в больнице, я нашла тебя без сознания в снегу возле ворот монастыря.
— А мама? — дрогнули бледные губы Шули. — Вы не знаете, сестра? Я ее потеряла… В нас стреляли…
Сестра молчала. Не говоря ни слова, она погладила девочку по светлой головке. Не хотела она открывать больной страшную правду.