Детонька - страница 11

Зарёванная Зоська мигом пришла в себя, когда к ним явились тётки из женсовета. Вспомнив, что покойные брат с женой незваных гостей не жаловали, наскоро вытерла слёзы, пригладила волосы и вышла в коридор. К ним нельзя, Стефка плакала, теперь задремала, пусть поспит. Нет, ни в какой приют племянница не пойдёт. Зосе через полгода восемнадцать исполнится, имеет право девочку у себя оставить. Пусть лучше пособие оформят по потере кормильца, Стефка же получается круглая сирота, да и Зося круглая сирота. Им положено.

Она говорила убедительно, доказывала, что почти уже комсомолка и воспитает племянницу достойным советским человеком. Бессознательно Зося повторяла то, что когда-то говорил её брат. Хотя после пламенной речи в комсомол ни Юзеф, ни Зося так и не вступили.

Но женский комитет согласился. Пусть девочка остаётся с молодой тётей. Конечно, их без надзора не оставят и будут проверять и помогать. А в детском доме и так хватает сирот. Вон сколько за последнее время выявили врагов народа, их детей надо воспитать в верном партии духе. А тут происхождение самое что ни на есть пролетарское – скромные работники пищеблока. Пусть живут.

Стефанию действительно пристроили в детский сад. И Зосе пришлось устроиться на работу. От слов завод или фабрика девушку кидало в дрожь. Пошла в ателье ученицей. Вечерами Зоська проливала злые слёзы, глядя на исколотые не привычные к шитью пальцы. Не о такой жизни она мечтала. Братец с женой молодцы, из-за паршивого барахла обрекли их со Стефкой на такую жизнь. Спохватившись, она испуганно крестилась и просила покойным Царствия Небесного.

Все тайники в комнате она давно нашла. Вечерами, накрепко заперев дверь и задёрнув тяжелые занавеси, бережно перебирала их содержимое.

Нет, не останется Зося влачить жалкое существование портнихи. Брат смог, и она сможет. На ночь, уложив Стефанию спать, вместо сказки она говорила, как чудесно они заживут. Уедут далеко-далеко, может даже, в саму Москву, и будут как сыр в масле кататься. Как и когда, она ещё не знает, не придумала. Но так будет, пусть Стефка даже не сомневается. Только молоть языком об этом нигде и никому не следует. Иначе Зося этот язык просто-напросто оторвёт. И вообще, верить можно только ей и уши не развешивать.

Маленькая Стефа преданно моргала лисьими отцовскими глазами и на всякий случай прятала язык за щёку и сжимала губы покрепче.

В конце весны Зоська выпроводила племянницу на дачу под присмотр воспитателей. Но не прошло и месяца, как детей спешно вернули по домам – началась война.

Первые дни испуганная Зося убеждала себя и Стефанию, что это ненадолго: сейчас красная армия разобьёт врага и с победой вернётся. Но чуда не произошло. Из их дома уходили добровольцами мужчины и молодые ребята. Ушли на фронт почти все Зоськины одноклассники. Молоденькие девочки из ателье каждый день провожали кто брата, кто отца, кто жениха.

Леся и Валя записались на курсы медсестёр. Зоська мысленно поблагодарила судьбу, что у неё на руках маленькая племянница. Теперь она перебирала не тайники с колечками, а тщательно пересматривала запасы еды. Всё-таки брат с женой молодцы, земля им пухом, на полках, скрытых занавеской – мешки с крупой и солью. Жестяные банки с постным маслом, о которых Зося давно забыла. И чугунок, прикрытый чистой холстиной и накрепко обвязанный бечёвкой, доверху набитый колотым сахаром.

Зося ругала себя на чём свет стоит, обзывала себя курвой поганой. Почему раньше не полезла посмотреть запасы! Всё колечки разглядывала, а им что сделается? Теперь пришлось тщательно просеивать муку, искать жучков. Масло прогоркло, крупу пришлось перебирать руками.

На работе она стала потихоньку отматывать нитки на кусочек картона и уносить домой про запас. Каждый раз Зося обмирала от страха, что её поймают и посадят в тюрьму как врага народа и вредителя.

Война не заканчивалась, а жизнь становилась всё скуднее. Зимой Зоська перестала водить племянницу в сад. Ну да, там кормили, но топили плохо и тащить по морозу закутанную поверх пальтишка в материну шаль девочку толку никакого. Шестилетняя Стефка вполне может сидеть дома одна. Топить железную круглую печку ей не разрешалось. До Зосиного прихода она сидела в кровати, завернувшись в бархатное одеяло из тётиного приданого. Рядом – замотанная в старенький шерстяной платок кастрюля с картошкой или кашей. Под подушкой – кусочек твёрдого, как камень, сахара ещё из старых запасов. Всё равно неуютно и тоскливо.