Девочка-Царцаха - страница 25

— И все-таки ты ревнуешь меня!— воскликнул Эрле.

— В том-то и дело, что ни капли. Просто случившееся помогло мне увидеть, кто ты, кто Капитолина, и спросить себя, а кто же я? Люблю ли я тебя такого, каков ты есть? Нет, я тебя не любила и не люблю. И если я страдаю из-за случившегося, то только потому, что оно очень уж гадко! Что ж! Буду думать, что это горькое лекарство, которое вылечило меня. Теперь все кончено. Уходи!

— Бог с тобой, Клава! Одумайся!— растерянно проговорил Эрле и бросился к ней.

— Отойди! И вообще уходи. Уходи!— повторила она.

Клавдия Сергеевна сидела за столом с безучастным видом. В таком состоянии ее застал Нимгир.

— Бросай мертвый цветы!—горячо сказал он и высыпал из фуражки, прямо на ее руки, охапку красных и желтых тюльпанов, которые выкопал с луковицами у Старого кургана.— Вот тебе живой!

Вместе с цветами на скатерть высыпалось немного земли, и Нимгир поспешно смахнул ее. Что-то звякнуло и покатилось. Смущенный своей неловкостью, Нимгир полез под стол. Там лежало обручальное кольцо.

Когда Нимгир осторожно положил кольцо на стол, Клавдия Сергеевна так печально посмотрела на него, что он растерялся.

— Ты еще устал,—Сказал он, попятившись к двери.—Ты еще очень устал... Отдыхай, я очень тебя прошу. Пожалуйста, отдыхай.

Он ушел. Клавдия Сергеевна спрятала пылающее лицо в тюльпаны. Потом встала, поставила цветы в воду, а бумажные розы вместе с карточкой Эрле бросила в печку и подожгла.

Эрле вернулся в Булг-Айсту к вечеру. Не снимая пальто, он сел на кровать и огляделся. На полу валялись бумажки, окурки, на столе стоял примус, а подле — какой-то сверток.

Эрле машинально подошел и развернул. Финьшампань... Так называется этот цвет крепдешина, купленного перед отъездом в командировку для Клавдии. Он несколько раз просил продавца повторить название... Финьшампань, финьшампань... Теперь крепдешин уже не нужен. Не хотелось верить, что все так внезапно и так просто кончилось.

«Черт возьми, как нехорошо!»

Эрле лег на кровать и долго смотрел в потолок.

«Финьшампань, финьшампань,— вертелось у него в голове. И вдруг он рассердился.— Да что же это в самом деле? Или я влюбленный герой? Не хочет — не надо, другую найдем. Почему это именно от меня требуется какая-то нелепая святость! Разве сотни

и тысячи мужчин не поступали и не поступают еще хуже? Ну выпил, ну опьянел, ну... так она же сама навязалась!»

На другой день,— это было первое воскресенье, которое он проводил без Клавдии,— Эрле не мог сидеть дома. С утра он слонялся по роще, потом направился в село, обошел всех знакомых, а к вечеру вернулся с бутылкой водки и, выпив сразу два стакана, заснул не раздеваясь.

В понедельник он отдал ключи от конторы Елене Васильевне в уехал на аршанские поля, где шла посевная; там он сразу почувствовал себя лучше, ходил за бороной, покрикивал на лошадей, копался в земле, разговаривал с рабочими, пил с ними чай и пел песни. Только ложась спать, он на минутку вспомнил Клавдию Сергеевну, и его сердце заныло. Тогда он стал шепотом считать и, не успев досчитать до тысячи, заснул крепким сном наработавшегося человека.

В Булг-Айсту он вернулся на третий день к вечеру, поискал паспорт и не нашел; напился чаю и лег спать, а да следующее утро явился в контору свежий, как апрельское утро.

Долго болел старый Нормай. Сначала перемогался на ногах, а когда стало невтерпеж, кое-как доплелся до хурула. Хорошо, что хурул был недалеко — за каких-нибудь полторы версты по ту сторону большой дороги.

Эмч^>14 приказал ему первые пять дней молиться хубилганам^>15и пить воду, вторые пять дней молиться докшитам^>16 и пить растопленное сало, а третьи пять дней принимать лекарство, которое ему даст эмч, и молиться Шигемуни^>17.

Эмч сказал также, что лекарство очень дорогое, а так как у Нормая, наверное, нет денег, он может ему заплатить салом или мясом.

От лечения водой Нормай очень ослаб, от сала у него поднялась тошнота, но хуже всего стало Нормаю после дорогого лекарства — ему казалось, во рту горели кизяки. Но старик с малолетства был приучен к терпению и, несмотря ни на что, продолжал принимать лекарство и усердно молился об исцелении. Ничего не вышло: Нормая стало корчить от рези в желудке, а во рту образовались язвы.