Девочка-Царцаха - страница 8
—Охотно. Только после. Но как же долго наши ямщики ловят лошадей!— вздохнула Ксения.
— Сразу видно нового человека! Ловить лошадей — это же целая процедура. Ямщик идет прямиком на лошадь, и она не обращает на него никакого внимания. Подойдя, он внезапно взмахивает уздечкой, а лошадь давай бог ноги! С криком и руганью ямщик бросается за ней и беспрестанно машет уздечкой, а лошадь — от него. Он за ней, она от него, он за ней. Так они носятся, пока ямщику не надоест бегать без толку, или пока он не выбьется из сил. На это в среднем тратится час... А когда запрягут, будут пить чай. Мы с вами тоже попьем, а поедем, значит, часа через два... И вообще в Калмыкии торопиться не принято, это вы учтите. Если вам пообещают «сейчас» — значит, через два-три часа; если скажут «сегодня», ожидайте завтра, а уж если просто обнадежат, не указывая срока, значит, не выполнят никогда!
— Вы тоже соблюдаете этот обычай?
— Конечно, бывает и со мной...— Эрле вдруг насупился так, что Ксения невольно подумала, не обидела ли она его этим вопросом. Но он скоро заговорил по-прежнему весело и дружелюбно.
Все случилось так, как он предсказывал.
Передавая Ксении чашку, Эрле сказал:
-Вчера вы получили боевое крещение дождем, а сейчас попробуйте калмыцкого чаю. Он с молоком, маслом и солью. Сначала вам захочется его выплюнуть, а потом привыкнете и полюбите. Учтите, в степи это основная пища...
Наконец они расстались. День обещал быть великолепным: в небе не было ни облачка. Заливались жаворонки.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Около полудня Ксения прибыла в Сонринговский аймачный центр. Это два глиняных дома — исполком и школа; в стороне — штабеля кизяка, а вокруг все та же голая степь.
Дорджи напоил коня мутной желтой водой и отправился обратно, а Ксения, намеревавшаяся тотчас ехать дальше, побежала в исполком. На двери его красовался огромный замок. Приходилось ждать и здесь. Она медленно пошла к школе, оттуда с шумом вырвалась ватага ребят, окружила Ксению и начала бесцеремонно разглядывать.
— А ты кто?— спросил один из мальчиков.
—Я? — Ксения задумалась, как бы им объяснить, но маленькая девочка с плутовскими раскосыми глазенками подсказала:
— Твоя будет камисся?
— Да, я — комиссия.
— Камисся, камисся!—девчонка осмелела и с восторженной нежностью дотронулась до Ксениного жакета.— Ой! Как хорошо!
Остальным ребятам тоже захотелось потрогать мягкий, блестящий плюш.
Глядя на десятки облепивших ее ручонок, на бледные и худенькие, но улыбающиеся лица, Ксения переполнилась нежностью к ним и внезапно обняла всех стоявших впереди. Ребята разом оживились и зажужжали.
Так их и застала учительница Клавдия Сергеевна, вышедшая узнать, почему ребята не расходятся по кибиткам.
— Почтарь будет не раньше вечера,— сказала она Ксении.
Ксения огорчилась.
— Пожалуй, я и за неделю не доеду до места!
— А я рада, что вам придется ждать. Мы так редко видим русских людей!
Ласково уговорив ребят расходиться по домам, Клавдия Сергеевна увлекла гостью в свое жилище.
— Ой! Не к Снегурочке ли я попала?—воскликнула Ксения, очутившись в залитой солнцем комнате.— У вас здесь все белое!
— Я же Белова, и мне стыдно было бы жить в серой комнате,— в тон ей ответила учительница.— Располагайтесь, пожалуйста, поудобнее и не бойтесь нарушить мой порядок. Я на минутку вас оставлю, чтобы поскорее освободиться от хозяйственных дел. И, взяв кувшин, Клавдия Сергеевна исчезла.
Ксения огляделась. На двери и окнах колыхались длинные марлевые занавески, посреди комнаты—стол под свежей скатертью, с лампой «молния»... У стены — узенькая, в белых чехлах без единой морщинки кровать, а рядом простой ящик, изящно затянутый все тою же марлей; на нем зеркало, какая-то фотография и в вазочке три бумажные розы. Между окнами — подобие дивана — сундук с самодельными валиками и недурно вышитыми подушками. Над ними открытка — два голубка несут конверт с печатью в форме сердца, а по небу рассыпаны голубые и розовые незабудки...
— Рассматриваете мою картинку?—спросила Клавдия Сергеевна, вернувшаяся с водой.— И, кажется, она вам не нравится. Я угадала?
— Да,— просто ответила Ксения.— И еще вон те цветы не нравятся. Я люблю искусство, но не люблю ничего искусственного.