Девушка из Берлина. Жена штандартенфюрера - страница 10

Когда я выходила из театра, я сразу же заметила черный мерседес и штурмбаннфюрера Райнхарта, курившего рядом. Но, едва я сделала первый шаг вниз по ступеням, знакомый голос окликнул меня сзади:

— Аннализа!

— Адам? — Я поверить не могла, что он ждал меня на том же месте, где и всегда, хоть я и предупредила его раньше, что меня заберёт мой отец. — Что ты тут делаешь?

— Хотел убедиться, что ты не разминулась с отцом. Столько людей сегодня вокруг.

Глядя в его большие глаза, я не знала, как мне сказать ему, что я собиралась в ресторан с офицером СС.

— Адам, я не еду домой. Меня позвали на ужин, и я не могла отказаться.

— На какой ужин? — Нахмурился он. Я почувствовала себя ещё более виноватой, но теперь к чувству вины примешалось нехорошее ощущение, что Райнхарт заметил меня и пристально теперь нас обоих разглядывал. Я на всякий случай ему помахала.

— Вон с тем господином. Один из его друзей получил повышение и… В общем, они хотят, чтобы я с ними отпраздновала.

Адам теперь смотрел на меня не только с озабоченностью, но и с недоверием. Наконец, он тихо проговорил:

— Но он же нацист, Аннализа. Эсэсовец.

— Знаю, Адам, трудно было не заметить его форму. Прости, мне правда пора бежать. Завтра увидимся, ладно?

Адам только медленно кивнул и решил не обнимать меня на прощание, как он всегда это делал, как будто опасаясь, что я попаду в неприятности из-за него.

— Будь осторожна, прошу тебя.

— Конечно.

Я сбежала вниз по лестнице и села в черный мерседес, дверь которого для меня придержал водитель Райнхарта. Сам штурмбаннфюрер занял заднее сидение рядом со мной.

— Этот юноша ваш партнёр?

— Да. И ещё он наш сосед.

— Талантливый молодой человек. Как его имя?

— Адам. Адам Крамер.

— Еврей?

Я взглянула на него впервые с тех пор, как мы сели в машину. На сей раз он не улыбался.

— А что?

— Просто любопытно. Он ждал вас снаружи.

— Он всегда меня провожает после репетиций.

— Вы же с ним не встречаетесь?

— Нет, мы просто друзья.

— Хорошо. Смотреть противно, как хорошенькие арийки сходятся с евреями. Но вскоре это изменится.

Сердце моё колотилось так громко, что я боялась, как бы штурмбаннфюрер Райнхарт его не услышал. Я уже почему-то испытывала почти что физический страх перед этим человеком, но тем не менее я всё же попыталась отвлечь его от допроса, что он мне устроил.

— Скажите, герр Райнхарт, а вы часто ходите на балет? Так приятно знать, что наши бравые офицеры думают не только о войне, но и об искусстве.

Он молча смотрел на меня какое-то время, а затем наконец ответил:

— Мы ещё пока ни с кем не воюем, моя дорогая. И прошу вас, называйте меня Ульрих.

Никогда я ещё не видела столько военных в одном зале. Они были повсюду: оживлённо беседовали за столами, танцевали с их дамами, курили у бара, и все их чёрные формы делали праздник больше похожим на похороны. Кроме нескольких моих подруг из труппы, которые, как казалось, чувствовали себя как рыбы в воде, я совершенно никого там не знала. Еда была превосходной, но я слишком нервничала и была слишком уставшей, чтобы в полной мере ей насладиться.

Офицер Райнхарт переходил от одной группе людей к другой и не особо беспокоил меня тем вечером, за что я миллион раз вознесла молитву богу. Он, правда, возвращался ко мне время от времени, но только чтобы вновь наполнить шампанским мой бокал. Пару часов спустя, когда все уже были заметно пьяны, и я заметила пару моих подруг, сидящих на коленях у офицеров и что-то весело чирикающим им на ухо, я решила, что пора было идти домой. Когда я наконец нашла моего «кавалера» и спросила, где здесь можно было поймать такси, я с удивлением заметила, что он, в отличие от остальных, был совершенно трезв. Я поймала себя на мысли, а видела ли я вообще чтобы он пил этой ночью.

— Не говорите глупостей, моя дорогая. Я бы никогда не позволил девушке самой добираться до дома. Я вас отвезу.

Он быстро взял пальто из рук гардеробщика на выходе из ресторана, и мы вышли на улицу, ни с кем даже не попрощавшись.

— Разве ваши друзья не рассердятся, что вы их вот так бросили?

— Мои друзья завтра ничего ровным счётом не вспомнят.