Девушка из Дании - страница 12

Они были в ложе королевского театра. Красный бархат на подлокотниках затерся, а над авансценой была вышита надпись: “Не Только Для Удовольствия”.

Черные полы в тот день были натерты воском, и в воздухе висел сладкий лекарственный запах. Это заставляло Герду думать о запахе в их квартире после того, как Эйнар там убрался и вытер пыль.

Руки Эйнара задрожали, шея порозовела. Эйнар и Герда были почти так же высоко, как электрическая люстра с ее большими стеклянными шарами. Свет падал на Эйнара, открывая его щеки чуть ниже ушей, где большинство мужчин носили бакенбарды. Его борода была такой светлой, что он брился один раз в неделю. Усов над верхней губой было так мало, что Герда могла запросто их сосчитать. Цвет его щек был словно чайная роза, чему Герда иногда завидовала.

Оркестр настраивался, готовясь к длинному вступлению оперы “Тристан и Изольда”. Пара, сидевшая рядом с Гердой и Эйнаром, едва заметно сняла вечерние туфли.

- Я думал, мы решили не идти на бал в этом году, - наконец сказал Эйнар.

      - Мы можем не идти… Я просто подумала…

Свет погас, и дирижер прошел к оркестровой яме. В течении следующих пяти часов Эйнар сидел неподвижно, ноги его были прижаты друг к другу, а в руках он сжимал программку. Герда знала, что он думает о Лили. Она словно была его младшей сестрой, которую он долго не видел, и теперь она вернулась домой.

Сегодня Анна исполняла Брангену - служанку Изольды. Её голос заставил Герду думать об углях в печи, и хотя это было не лучшее сравнение, но сопрано звучало хорошо. Как еще должна звучать служанка?

- Некоторые из самых интересных женщин не особо красивы, - обратилась она к Эйнару позже, когда они лежали в постели, и ее рука чувствовала тепло его бедра. Засыпая, она уже не думала о том, где находится - в Копенгагене или Калифорнии.

На следующий день, когда Герда вернулась со встречи с другим владельцем галереи, - мужчиной настолько робким и незначительным, что укол его отказа никак не задел Герду, она, вернувшись домой, пошла поцеловать Эйнара. На его щеках и волосах был призрак Лили, хранивший запах мяты и молока.

- Лили снова была здесь?

- Весь день.

      - Что она делала?

      - Она пошла в “Фоннесбех” и купила себе несколько вещей.

      - Одна? - спросила Герда

Эйнар кивнул. Он закончил картину в течении дня, и сидя на ореховом стуле, читал раскрытый в руках “Политикен”. Эдвард IV свернулся у его ног.

      - Она просила передать, что хочет пойти на бал.

Герда ничего не ответила. Она чувствовала, что кто-то объясняет ей правила новой игры. Она слушала и кивала, на самом деле думая про себя: «Я надеюсь, что пойму все лучше, как только игра начнется».

      - Ты же хочешь, чтобы она пошла, не так ли? - спросил Эйнар, - она пойдет с тобой вместо меня, ты согласна?

Герда стояла, накручивая волосы на палец.

- Я не против, - ответила она.

Ночью Герда лежала в постели с Эйнаром. Ее рука покоилась у него на груди. Когда они поженились, бабушка Эйнара подарила им маленькую кровать из бука. Она была маленькой, как и все в семье Вегенер, кроме отца Эйнара. На протяжении многих лет Герда привыкла спать по диагонали, а ноги она закидывала на Эйнара. Иногда она сомневалась, словно маленькая девочка, в той жизни, которую выбрала для себя, а Эйнар с его фарфоровым кукольным красивым лицом был ее любимой игрушкой. Когда он спал, его пухлые губы блестели, а волосы обрамляли лицо, как венок. Герда не могла подсчитать ночи, когда ей не спалось, и она наблюдала, как его длинные ресницы трепещут, пока он спит.

Глубокой ночью в их спальне прозвучал гудок парома, направлявшегося в Борнхольм - балтийский остров, откуда была родом бабушка Герды. Герда все дольше лежала без сна, думая о Лили. О её деревенском лице с трепетными губами, о её водянисто-карих глазах, таких, что Герде казалось, будто они на грани слез. Она думала о мясистом носике Лили, с которым она каким-то образом выглядела как девушка, в которой все еще растет женщина.

Лили оказалась даже более скрытной, чем Эйнар. По крайней мере, так казалось первое время. Ее голова была опущена, когда она говорила, а иногда она была так взволнована, что вообще не могла говорить. Когда ей задавали такой простой вопрос как “Вы слышали о страшном пожаре на причале торговой компании королевской Гренландии?”, она смотрела на Герду, затем на Анну, и отворачивалась. Лили предпочитала писать записки и раскладывать их по всей квартире. Оставляла открытки, купленные у слепой женщины за пределами железных ворот на шкафу из морёного ясеня, где хранилась одежда, или на маленьком выступе мольберта Герды.