Девушки в шинелях - страница 7

В синеющую даль, на запад, мчится воинский эшелон. Зачехлены орудия, укрыты брезентом танки, охраняемые часовыми. В конце эшелона прицеплены две теплушки. В них едут на фронт девушки-снайперы.

Нина с подругами сидит у распахнутой настежь двери. Тесина, приспособленная вместо скамейки, пружинит, мягко покачивает девчат. Колеса беспрестанно выстукивают на стыках свою однообразную морзянку. Кажется, выговаривают одно и то же: «Е-дем… Е-дем… Е-дем».

Плывет раздолье цветущих лугов. Порой мелькнет извилистая синяя ленточка — речушка или темная круговина озерца. Взгляд притягивает далекая кромка горизонта. Там, в сиреневой дымке, проплывают одинокие деревеньки.

Иногда почти вплотную к железнодорожному полотну подступает густой лес. Деревья дробят солнце, бросая свои длинные тени ни эшелон.

Чем ближе к фронту, тем заметнее менялась местность. Вдоль железной дороги торчали пни. Деревья — клены, березы, тополя и сосны — были спилены. Неприютной выглядела пустая, покинутая людьми земля.

Нина задумалась. Вспомнилось, как на их улице от немецкой зажигательной бомбы вспыхнул дом. Вспомнились печальные лица жильцов, оставшихся без крова. Сердце охватила тяжелая грусть.

— Девочки, к вам можно втиснуться? — раздался за спиною голос Шуры Шлиховой.

Нина молча потеснилась.

— Вы что такие пасмурные? Давайте-ка лучше споем песню.

— А какую? — оживилась Аня.

— Нашу, комсомольскую.

Начали они вместе, одна — звонче, а другая — чуть-чуть мягче, нежнее.

Нина стала тихонько подпевать им. И вдруг песню подхватил весь вагон.

Надвигалось сумерки. Солнце купалось в розовом закате, тихо пламенело над дальним холмом… Внезапно в мелодию песни ворвался гул «мессершмитта». Самолет с воем пронесся над эшелоном. Пулеметные очереди с треском прошили дощатые стены.

Девушки в страхе попадали на пол.

Впопыхах Нина ударилась обо что-то твердое. Пальцы судорожно вцепились в чей-то сапог. Лицо прилипло к шершавому полу.

Вражеский истребитель давно исчез, по девушки все еще лежали кто где, напуганные, побледневшие.

— Подъем, девочки! Кажется, пронесло, — поднялась первой Шура Шляхова, отряхивая гимнастерку.

Только теперь Нина почувствовала поющую боль в плече.

— Вот и получили первое боевое крещение, — растирала она ладонью ушибленное место.

— Наверно, к фронту подъезжаем, — в раздумье проговорила Шура. — Скоро должны быть Великие Луки.

— Девочки, тише! Слышите, какой-то гул? — встрепенулась Аня, высовываясь наружу.

Все примолкли, и Нина уловила далекую канонаду. В груди зародился комочек тревоги.

Заскрежетали тормоза. Эшелон дрогнул и остановился.

— Наши соседи уже выгружаются, — подхватила свою винтовку и вещмешок с шинельной скаткою Нина и спрыгнула на мягкую насыпь. — А где же Великие Луки?! — оглядывалась она в недоумении вокруг.

— Был город и нет. Видишь, вон чернеет печная труба, в дальше — одни развалины, — показала направо Аня.

— Весь разрушили!

— Стройся! — прозвучала команда Никифоровой.

В сгустившихся сумерках девушки шагали среди развалин старого русского города. Все здесь сейчас дышало прифронтовой жизнью: где-то тарахтели грузовики, урчали тапки, доносились обрывки команд, из темноты куда-то шли солдаты…

Девушки прибыли в запасной стрелковый полк. Несть о необычном пополнении моментально разнеслась по землянкам и блиндажам. Взглянуть на приехавших пришли отдыхающие бойцы.

— Смотри, да они и росточком-то с винтовку! — рассмеялся какой-то здоровяк младший сержант, уставившись на Аню.

— Братцы, воробьи припрыгали! — воскликнул другой.

— Шпингалеты, елки-палки! — говорил третий. — Куда вас гонят? Гильзы собирать?!

Эти слова тонули в дружном смехе бойцов.

— Тихо, братва! Майор ихний идет! — предупредил кто-то, и все примолкли.

Никифорова вернулась в сопровождении молоденького стройною лейтенанта с красной повязкой на рукаве. Он повел девушек в глубь леса, к землянкам, которые подполковник Чеботарев распорядился отдать им под временное жилье.