Диалектика русского этноса, или в поисках русского генофонда - страница 38
Применительно к летописным племенам получается следующая история: с финнами мешались только те словене, кривичи, северяне, вятичи, которые продвинулись подальше на восток и север, преимущественно в Волжско-Окское междуречье, к Белоозеру и в Приуралье. И то не всюду, судя по некоторым замечаниям Балановских. А те, что остались на месте первоначального расселения, этой участи избежали.
А поляне? Дреговичи? Уличи? Древляне? Другие племена?
Дреговичи стали белорусами. Они остались вне славяно-финских брачных игр.
Поляне (кто уцелел) бежали преимущественно на север от татар, унося с собою генетику и традиции[53]. Они образовали анклавы, в которых сохранился как особый южнорусский генофонд, так и былины киевского цикла, вообще древний фольклор Киевской Руси. Финского субстрата в них нет или очень мало. Те восточные славяне, что заняли их опустевшую нишу (нынешние украинцы), вряд ли имеют с ними много общих предков, происходя, как полагает академик В. П. Алексеев, по большей части от древлян.
Уличи, тиверцы, дулебы (волыняне), хорваты, древляне, радимичи вообще оказались вне ареала, избранного Балановскими, увы.
Итак, славяно-финское микширование шло далеко не везде. Не стоит скрести подряд всех русских, чтобы найти финнов: в большинстве случаев эта затея не увенчается успехом.
Но в таком случае, корректно ли местную этно-генетическую характеристику ряда восточных областей «исконного русского ареала» распространять на весь ареал, на весь генофонд? Почему нужно было предпочесть микст — исконному генофонду в качестве эталона русскости? Почему русских должен представлять смешанный тип с восточных территорий ареала, а не прямой потомок летописных племен? Разве этот смешанный тип стал главенствующим? Чем руководствовались Балановские, настаивая на таком выводе?
Авторы мотивируют свой выбор тем, что именно «на восточной окраине ареалов племён летописных славян, где происходило наиболее интенсивное взаимодействие с коренным неславянским населением, началось формирование нового генофонда и нового антропологического типа (“среднерусская” долина). Именно этот тип мы сегодня называем собственно русским, типично русским» (52).
«Мы называем» — аргумент не из лучших, прямо скажем. Если характерной чертой русских признается их относительно высокая гетерогенность вообще, то о каком «среднерусском типе» можно говорить? Сложим два носа и поделим пополам? Наверное, все же, в определении типичности не обойтись без статистики иного рода: частоты распределения тех или иных признаков среди населения. Кого больше среди русских: долихокефалов или брахикефалов, сероглазых или кареглазых, длинноносых или курносых, брюнетов или блондинов? Понятно, что среднестатистическим в таком случае может оказаться зеленоглазый шатен-мезокефал со средней длины носом. Но надо ли объяснять, что «типичный» и «среднестатистический» — это далеко не одно и то же. Среднестатистический тип вполне может оказаться в меньшинстве, и кого тогда он сможет представлять?!
Кстати: Балановские настаивают, что этничность может и должна определяться лингвистически, они также выдвинули и успешно защитили тезис о корреляции в рамках этноса фонда фамилий и генофонда. Но в этом случае — вопрос авторам «на засыпку»: где же, если не считать топонимики, чье смысловое значение давно утрачено (пример — «Москва»), в живом русском языке или в популярных русских фамилиях следы финского влияния? Его нет. Разве что в ностратическом пласте может отыскаться что-то общее, но это уже не имеет отношения к нашей теме.
Не будем же преувеличивать значение подмеса финского субстрата к славянскому суперстрату. Не суб-, а суперстрат должен определять генофонд. Где же его найти?
5. Балановские ограничились утверждением о роли финского субстрата в создании русского генофонда, но не вдавались в вопрос о пропорциях, не детализировали свой тезис[54]. При этом некоторые (не все) необходимые нам уточнения по границам распространения финской генетики они, однако, сделали. Извлечем их.
В самом общем виде их вывод: «Итак, наша гипотеза: в современном русском генофонде разных территорий видны три фазы славянской колонизации: преобладание на западе славянского, в центре смешанного и на востоке дославянского (в основном финно-угорского) населения» (288). Уточню: смешанным является население и в центре, и на востоке, просто пропорция подмеса во втором случае выше.