Дианова гора - страница 26

В домашней обстановке Муха прожила недолго.

Как-то раз, когда Коляка лёг спать и в доме притихло, собака услышала в прихожей шорох. Она поднялась, подошла как можно тише к порогу, осторожно переступая кривыми, узловатыми лапами, и послушала, повернув голову набок: где шуршит? В стоявшей на полу сумке с газетами и журналами шелестела бумага. Муха подошла, сунула в сумку голову, и оттуда выскочила, кинулась к щели у плинтуса крыса. Загремев обувью, Муха опередила её. Тогда крыса метнулась к батарее отопления, прыгнула на неё. Сорвалась, ещё раз прыгнула, и тут её настигла Муха. Укушенная крысой, но очень довольная, Муха взяла добычу в зубы и понесла показать свой трофей Елене Викторовне. Она положила крысу на ковёр и посмотрела на хозяйку. Наконец-то она может услужить новым хозяевам! Муха помахивала хвостом, в глазах её отражался свет лампы, они счастливо лучились. Но когда Елена Викторовна рассмотрела Мухин трофей, она вскрикнула, вскочила со стула и начала кричать на Муху:

— Пошла! Пошла вон! Тащишь всякую мерзость в комнату!

Она схватила веник, вышвырнула крысу в коридор и веником же шлёпнула собаку.

Это не было больно, но очень обидно. Муха сидела на лестничной клетке и не понимала, за что хозяйка выгнала её, почему ей не понравилась крыса: раньше за это Муху всегда хвалили…

Где-то приглушённо слышалась музыка. Этажом ниже стукнула дверь — кто-то спустился по лестнице и вышел на улицу. Мухе показалось, что за дверью послышались шаги. Она подошла и прислушалась: нет, дома тихо. Тогда Муха, переваливаясь длинным туловищем на ступеньках лестницы, направилась на крыльцо. С улицы доносились шум автомобилей, говор и смех людей. Даже поздним вечером работал, жил неугомонной жизнью порт — оттуда слышался лязг цепей и грохот лебёдок, голосок трудившегося портового буксира. Мухе вспомнились кран, весёлые матросы, Николай Николаевич и добрая повариха, всегда готовая угостить чем-нибудь вкусным, вспомнился приятель Гошка. Муха тихонько заскулила. Она спустилась с крыльца и вышла за угол. Со склона сопки далеко виднелась бухта, разноцветные огни судов. Набежавший ветерок дохнул солоноватым холодком. Собака стояла, щурилась и раздувала ноздри, принюхиваясь к струйкам воздуха. Потом она снова вернулась на крыльцо. Через открытую дверь подъезда видна была тускло освещённая лестница, вытекал запах убежавшего в чьей-то квартире пригоревшего молока.

Муха постояла, тоскуя и поскуливая. На лестнице было тихо.

И тогда она решилась: побежала вниз на улицу и, остерегаясь машин, направилась в порт. Меж тёмных пакгаузов она разыскала место, где обычно сидел сторож, но ни его, ни Уголька там не было. Не было в порту и крана. Муха постояла на пустом причале, под которым плескалась чёрная вода, и напрямую — через горы угля и щебня, через песок и раскатившиеся брёвна — побежала к мастерским. Она добралась до них, когда начал брезжить рассвет. Смутно темневшую громадину стрелы, горящую на её верхушке лампочку она увидела и узнала издалека. Муха взбежала по знакомому трапу на палубу, радостно обнюхала знакомые предметы.

— Муха? Ты откуда это взялась? — удивился вахтенный матрос. — Ах ты, псина, не забыла своих? — Он приласкал собаку и открыл ей дверь в тёплый, мягко освещённый ночным дежурным светом коридор, — Ну иди, иди, друг-то твой Гошка стосковался, поди…

До сих пор Муха живёт на плавучем кране. Развлекая в часы досуга матросов, она скрашивает их нелёгкую судовую службу на далёкой Камчатке.

Летними вечерами далеко разносится над тихой водой бухты её звонкий, беззлобный лай.

Что везут люди с Камчатки?

Оленьи рога, аккуратно забинтованные, чтобы не ушибить кого-нибудь в толкучке.

Сушёных крабов, распяленных на лакированных фанерках.

Ветки кораллов, попавшие в рыбацкие донные тралы.

Один даже вёз целиком большущую рыбину — чавычу, держа её, как чемодан, в багажных ремнях с деревянной ручкой.

Все эти люди в аэропорту ждали самолёта, чтобы улететь в Москву.

А что я везу с собой? Почему я об этом не позаботился? Мне было немножко завидно глядеть на вещи, которые скоро окажутся диковинными там, на Большой земле.