Дигенис Акрит - страница 15

стр.

Одежды сменишь старые — ведь загрязнил ты платье:
Звериной пеною покрыл, окрасил львиной кровью.
Да! Трижды я благословен, родив такого сына,
И руки пусть отцовские тебе омоют ноги.
210 Свободна у меня душа от всех тревог отныне,
И посылать тебя смогу, не ведая заботы[185],
В набеги многократные на вражеские станы.
И вот к источнику пошли они без промедленья,
Чудесной там была вода и словно снег холодной,
215 Вокруг расселись, и одни ему омыли руки,
Другие же — лицо его и ноги омывали;
Вода лилась от родника и жадно ее пили[186],
Надеясь, что отваги им придаст такое средство.
И мальчик старую свою переменил одежду:
220 Накидки легкие[187] надел, чтоб чувствовать прохладу,
Поверх — накидку красную с краями золотыми[188],
Кайму ее усеяли[189] жемчужины большие,
А воротник был амброю и мускусом[190] надушен,
Не пуговицы были там — жемчужины большие,
225 И окружало золото отверстья для застежек.
Нарядны были и чулки[191] — их грифы украшали,
И камни драгоценные усеивали шпоры —
Рубины. красовались там на золотой чеканке.
А между тем сильней всего желал отважный мальчик
230 Домой вернуться к матери, не причинить ей горя,
И спутников призвал своих скорее вскачь пуститься.
Как голубь, белоснежного коня переседлал он,—
Блистали драгоценности на лошадиной челке[192],
А среди них бубенчики висели золотые,
235 Бубенчики несчетные, и звук их раздавался
Чудесный, восхитительный и всех вокруг дививший.
Зелено-розовый платок[193] из шелка был на крупе,
Седло собою покрывал и защищал от пыли,
И скрепки[194] были на седле с уздечкой золотые,
240 И жемчуг ювелирную ту украшал работу[195].
Был смелости исполнен конь[196], резвился без боязни,
Искусством верховой езды владел прекрасно мальчик;
И кто ни видел отрока, давался диву, глядя,
Как твердой воле всадника был резвый конь покорен,
245 Как юноша[197] в седле сидел, что яблочко на ветке[198].
И вот направились они назад в свое жилище,
Сначала слуги-отроки, построенные рядом,
За ними дядя поскакал, отец героя — сзади,
Посередине — юноша, блиставший словно солнце;
250 Копье он с позолотою и с лезвием двуострым[199],
Зеленое, арабское, рукою поднял правой;
Людские взоры радовал, приятен был в беседе,
И взглядом мускус источал, и весь благоухал он[200].
* * *
Т 1028 Домой вернулись путники, поели и попили,
И время потекло у них в забавах и веселье.
1030 А между тем отец-эмир все дни свои отныне,
Что шли своею чередой с круговращеньем солнца,
Стал в размышленьях проводить над божьими путями
И радовался каждый день с супругою любимой;
На сына[201] глядя, счастлив был, друзьями окруженный,
1035 Пока пред ним не выросли врата годов преклонных,
И не оставил подвигов он всех на долю сына.
Когда же славный Дигенис, прекрасный, благородный,
Достиг с годами, наконец, расцвета силы юной
И мужем настоящим стал среди мужей считаться,
1040 Вскочил он как-то на коня, отправился из дома,
Копье с собою захватил, да взял свою дубинку
И воинов собрал своих, чтоб спутниками были.
Когда ж отправились они, пустились в путь тяжелый,
Услышал вести Дигенис об апелатах[202] смелых,—
1045 В теснинах как скрываются и подвиги свершают,
И самому узнать ему героев захотелось.
Пошел один и зарослей достиг он тростниковых,
А в них свирепый лев лежал,— содрал со зверя шкуру
Иоаннакий-апелат[203], достойный изумленья.
1050 Увидел тушу львиную Акрит, и вот с печалью
Глубокий вздох он испустил, сказав слова такие:
«Когда же славных храбрецов глаза мои увидят?»
Тут встретил водоноса[204] он, слугу при апелатах,
И стал вопросы задавать ему нетерпеливо,
1055 И Дигенису водонос сказал без промедленья:
«Чего ты, добрый юноша, от апелатов хочешь?»
А Дигенис на те слова ответил водоносу:
«Желаю сделаться и я одним из апелатов».
Взял Дигениса тот с собой и, вот, они пробрались
1060 В неведомое, страшное разбойничье жилище.
Там Филопаппа[205] он нашел, лежавшего на ложе,
И шкур звериных множество вокруг[206] него увидел.
Склонился со смирением Акрит Василий юный,
Почтенье оказал ему, сказал слова привета,
1065 И вслед за этим Филопапп, старик, ответил гостю:
«Добро пожаловать, коль ты измены не готовишь!»
И так Василий на привет ответил Филопаппу: