Дикая груша у светлой реки - страница 14

стр.

— И подарки есть, — достав из кармана завернутую в бумагу лепешку, Довт разделил ее на несколько частей. — Берите, дети, ешьте.

— И у меня есть для вас подарки, — Дени достал из кармана сыр, завернутый в бумагу. Подойдя к столу, он разрезал его на куски и раздал детям.

— Гура-Дады! Знаете, как мы раньше встречали Новый год? — спросила Хеда.

— Как? Расскажи, — повернулся к ней Дени.

— Все брались за руки и водили вокруг елки хоровод…

— И мы сделаем так же, подходите все, беритесь за руки, — согласился Дени.

— Я елка, я елка! — встал в круг Мамед.

Остальные повели вокруг него хоровод. Хеда оказалась между ним и Дени. Все запели:

Новый год, Новый год —
Пусть добрым будет твой приход!
Новый год, Новый год —
Пусть счастье принесет!

Прошло какое-то время.

— Знаете, что еще делали раньше? — остановилась Хеда. — Играли в кошки-мышки.

Глаза Мамеда заблестели от удовольствия.

— Ладно, — сказал он, — ты будешь мышкой, я — кошкой.

Хеда побежала, Мамед бросился ее догонять. Остальные стали приговаривать:

Мышь, мышь, убегай,
Убегай, скрывайся!
Кошка, будь ты начеку,
Поймай быстро мышку!

Когда Хеда покинула круг, он распался, так как Довт и Дени не взялись за руки. Оторвавшаяся от «кошки» Хеда заметила это.

— Беритесь за руки, не пропускайте «кошку»! — закричала Хеда. Руки Довта и Дени соединились. Довт на время забыл обо всем: о войне, о вражде, обидах. Он вернулся в детство, в утро своей жизни. А там все было светлым, навевающим покой, как прозрачные воды реки, протекающей рядом с их селом, как тень дикой груши на ее берегу.

На глаза навернулись слезы.

Остопируллах, как же он ослаб, чуть не расплакался. В последнее время часто тянет плакать. К чему бы это?

Довт тряхнул головой, словно отгоняя нахлынувшие чувства, и попробовал переключить внимание на игру детей.

Шама отвел в сторону Довта и Дени.

— Наши с Хедой родители умерли… И их родители тоже… Мы не говорим об этом маленьким, скрываем, — прошептал мальчик.

— Да смилостивится над ними Бог!

— Да будет Он милостив к ним… Иди, Шама, к детям… Нам нужно немного поговорить, — сказал Довт, потом, когда мальчик ушел, обратился к Дени. — Ну, что будем делать с этими детьми?

— Что? Нужно увезти их отсюда…

— Я увезу их в горы, в наше село…

— Да ты что? Оставшиеся там, бедняги, сами еле сводят концы с концами, к тому же путь туда не безопасен, дороги постоянно бомбят, подвергают артобстрелам, — не соглашается с ним Дени.

— Давно ты был в селе?

— Месяц назад.

— Как там?

— Большинство жителей уехало… Осталось с десяток семей… И семья Берса дома…

— Как же нам поступить с этими детьми?

— Я их увезу… в Кабарду… в санаторий… Там безопасно… И в школу пойдут…

— Тогда быстрее собирайся в дорогу, — сказал Довт. — Скоро должны прийти мои товарищи. Мне трудно будет их удержать.

Зачем он это сказал? Да, ему не хотелось, чтобы Дени знал, что он один как перст.

Дени и сам не намерен задерживаться.

— Дети, собирайтесь! Мы уходим.

— Куда? — спросил Шама.

— Туда, где нет войны.

Двинувшийся было в сторону выхода Дени вдруг застыл на месте, заслышав гул грузовой машины. Машина остановилась.

— Слезайте! Прочешем это место! — раздалась команда на русском языке.

Дени и Довт на мгновение замерли.

— Подождите пока, я пойду, посмотрю. — Когда Дени вышел, Довт с пистолетом в руках стал за дверью и, приложив палец к губам, попросил детей не шуметь.

«Сейчас мы увидим, Дени, насколько тебе можно верить», — прошептал он.

Снаружи послышались голоса:

— Стой! Ты кто такой?

— Я заместитель начальника райотдела милиции Денисултанов Дени.

— Документы!

На какое-то время установилась тишина.

— Что ты здесь делаешь? — задал вопрос тот же голос.

— Проверяем этот квартал силами милиции.

— Помощь нужна?

— Спасибо, нет.

Когда шум машины стал отдаляться, Дени вошел.

— Уехали? — засунул свой пистолет за пояс Довт.

— Уехали.

— Милость Бога не знает границ!

— Алхамдулиллах! Пошли, дети!

— Счастливого пути! — протянул Довт руку Дени.

— Счастливо оставаться! — пожал ее Дени. У двери Дени вдруг оборачивается.

— Довт, я не убивал Берса.

— Теперь я верю тебе.

— В тот день мое оружие не стреляло.

— Я верю… А кто его убил?