Дикая магия - страница 9
Она сжала руку в кулак, почувствовав каждый палец.
— Может, для тебя и не важно, но люди наверняка заговорят о колдовстве, если ты не станешь прятать руку. Они будут избегать тебя, и, полагаю, родственники тоже. — Халли нахмурился.
— А с отцовскими безумными планами нас прогонят отсюда еще скорее.
— Не прогонят, если рассказы о Святилище правда. Не прогонят, если он привезет золото.
Глаза Катлы загорелись.
— Это все чушь.
— А папа так не думает.
— Отец обезумел из-за того проклятого торговца с его сказочными картами.
— Если он узнает, что ты говоришь такое, он тебе голову оторвет. И вообще, с чего ты взял, что карта не настоящая? Нарисовано все аккуратно.
— Происходит что-то странное, — сердито сказал Халли. — Его карта не единственная, я видел еще такие.
Теперь пришла очередь Катлы хмурить брови.
— На них тоже нанесен морской путь к Святилищу?
— Говори потише. Да. Я случайно видел карту, которую Хопли Гарсон показывал на Ярмарке Фенилу Соронсону.
Катла задумалась.
— Так, значит, и они планируют экспедицию?
Халли кивнул.
— Разумеется. Фенил такой же сумасшедший, как и отец, сходит с ума от сказок про сокровища, потаенные острова и все такое.
— Мы должны добраться туда первыми! — вскрикнула Катла, лицо ее вспыхнуло румянцем. — Разве нельзя взять «Птичий дар» и отправиться прямо сейчас? Пройдут месяцы, пока мы дождемся нового корабля, пусть хоть вы его украдете — особенно если украдете.
— Даже Фенил не такой дурак. Море замерзает до самого Китового острова, и там не пройти с Дня Духов до Первого Солнца. И вообще говорят, что лед простирается до самого края света. Ему понадобится корабль-ледолом точно так же, как и нам.
— Так он, наверное, уже был у Мортена Дансона…
— Тэм говорит, что верфь получила запас железа с Восточных островов на шесть месяцев вперед.
— Этого времени более чем достаточно для постройки одного ледолома.
— Думаю, у королевского корабельщика полно заказов. Еще я подозреваю, что он может отказаться от выполнения заказа отца из-за сплетен про то, как погиб последний королевский корабельщик.
Халли рассуждал с таким спокойствием, будто речь шла о козе, которую Фент зажарил на Большой Ярмарке, а не об отце его девушки. Лицом он теперь казался старше и жестче даже по сравнению с Араном. С Халли считаются, неожиданно осознала Катла. Он уже не мальчик. Ради задумки Арана и Фента он оставил свою мечту, которую давно лелеял, — мечту о собственном корабле, о средствах, необходимых для того, чтобы жениться на девушке, которую любил, и построить ферму, где они растили бы своих детей и выращивали скот.
— Йенна в конце концов одумается, — мягко произнесла она. — Ты ей действительно нравишься.
Голова Халли дернулась, будто от удара.
— Откуда ты знаешь? — спросил он с недоверием.
— Фент сказал мне.
— И вместо того, чтобы рассказать об этом мне, ты решила, что я догадаюсь сам? — горько проговорил Халли. — Думаешь, ей захочется породниться с кланом, который убил ее отца?
— Она не знает этого наверняка. Никто не знает.
— Значит, можно считать, что все в порядке? Фент должен повести себя как мужчина и признаться, предложить клану Чистых Вод искупить вину кровью и принять годы изгнания, как полагается за убийство.
— Думаешь, отец позволит ему?
Ещё не закончив фразу, Катла уже знала, что этого никогда не будет: Аран так увлечен мечтой о золоте, что не позволит таким мелочам, как закон или обычай, нарушить его планы. Искупление кровью убийства королевского корабельщика будет означать, что клан Камнепада уже никогда не построит еще хоть один корабль.
Халли помотал головой. Челюсти его крепко сжались.
Катла передернула плечами.
— Легче гору свернуть, чем заставить нашего отца хоть на шаг отойти в сторону от намеченного.
— Я ненавижу его! — Кровь бросилась ему в лицо.
— Отца? — Катла была поражена.
— Фента.
— Он очень вспыльчивый и горячий.
— Он чудовище! — Халли произнес это со страстностью, которой Катла никогда не замечала в своем тихом братце. — Он опасен, как бешеная собака. В лучшем случае ему следовало бы надеть намордники привязать к столбу, чтобы никому не навредил.
Странное выражение проскользнуло на лице Катлы Арансон, словно высокое облако прошло над спокойным морем.