Дикий селезень. Сиротская зима - страница 71
Старательно прибранная комната в вечернем свете казалась пустой и заброшенной, как будто в ней уже давно не жили. На столе лежала записка: «Сынок, ты уж нас извини, что помешали. Мы поехали повидаться к Тасе, и я с тобой больше не увижусь. Так что прости и прощай. Твой отец Забутин Георгий Никифорович».
«Ишь ты, Георгий Никифорович, а я и не знал, что он Никифорович, — скомкал записку Михаил. — Надо с ним поквитаться. Сразу не отправил восвояси, так сегодня вытурю, раз не понимает. Лучше поздно, чем никогда. Повидаться, видите ли, приспичило».
В крохотной комнатенке за столом с пивом и сыром царило тягостное молчание. Пьяненький Иван Мохов, положив руку на плечо новоиспеченного тестя, близко разглядывал горбушку свежего, вкусно пахнущего хлеба. Таисья, утопив кулаки в боках, широко расставила ноги посреди комнаты. И было непонятно: то ли она гадала, что бы еще поставить к сыру, то ли сейчас скажет: «Дорогие гости, не надоели ли вам хозяева?»
Таисья обернулась, растерянно отошла в сторону, и Михаил увидел мать. Она сидела чуть поодаль стола и нервно теребила кисточки скатерти.
— Добрый вечер! — громко и подчеркнуто вежливо поздоровался Михаил.
Мать отрешенно подняла глаза и отвернулась к балкону. Там ее внучка в короткой школьной форме кормила парочку волнистых попугайчиков в клетке.
Иван, узнав шурина, обхватил руками шею тестя и чмокнул его в щеку.
— Мишка, это батя ваш. Ты не знаешь, сколько ему пришлось пережить за войну. Скажи, батя… — Он захлюпал носом и гулко ткнулся головой в грудь тестя.
Тот гусаком вытянул шею, захлопал глазами и чуть отстранился от зятя.
Таисья пригласила брата к столу.
— Нет, что ты, сестра, спасибо, я ненадолго. — Михаил ладонью загородился от стола.
Иван резко откинулся на спинку стула, голова его запрокинулась, а сам он многозначительно поднял вверх указательный палец.
— У тещи с тестюшкой все было по уму. Не забыли они друг друга. Много меж ними было хорошего. Судьба, что поделаешь? С войны спрашивать надо.
Отец чинно выпрямился на стуле. Это показалось ему не соответствующим моменту, и он воткнул острые локти в острые колени, покаянно схватился за голову.
— Георгий Никифорович, — презрительно прищурился Михаил. — А ваш засаленный бостоновый костюм все еще нафталином пахнет. И сапоги скукоженные по случаю пенсионной поездки в чулане откопали. Нехорошо, гражданин Забутин, родню в заблуждение вводить. Мужик ты зажиточный. Чушек поди держишь. А прикидываешься стоптанным да заношенным. С такого-де какой спрос!
Иван смотрел на Михаила исподлобья. Таисья старательно вытирала полные красные руки о клеенчатый фартук. И только мать казалась безучастной, все теребила скатерку, раскладывала ее кисточки веером на ладони и разглаживала их.
«Куда он пойдет? На вокзал?» — Жалко стало Михаилу этого чужого ему человека, напрягшегося, точно в ожидании приговора, и он укоризненно произнес:
— Ты же фронтовик.
Отец встал, длинный, клещеногий, и, глядя на балкон, где Нина все еще кормила попугаев, глухо выдавил:
— Ладно, я пойду.
Едва забрезжило, Михаил проснулся. Горькие думы о вчерашнем не давали ему покоя. Мать тоже всю ночь ворочалась, вздыхала — после того как ушел отец, она не проронила ни слова. И Михаил пожалел, что дернула его нелегкая поехать к сестре. Его ли щенячье дело — лезть в человеческие судьбы, в которых, видно, никому не дано разобраться? Отец ладно: не зима — не замерзнет, а мать?.. Держала же она его в сердце, принимая отца. Стало быть, верила, что рассудит по-доброму сын, поймет. А он запетушился, драму закатал. Не пора ли душу свою незрелую взрастить, чтобы допоследу надеяться на людей и не судить непонятное? Остальное приложится: сыновний долг, любовь, работа… Кажется, невысок горизонт, да что может быть выше желания стать равным среди людей, когда ты понимаешь и тебя понимают…
От подобных мыслей у Михаила поднялось настроение, и он заспешил на работу. Лихо расправился с завалами: подсунул клыки погрузчика под тюки стекловаты и сгрузил их под навесом; положил на клыки дощатые поддоны и перевез бумажные мешки с цементом в склад-сарай; подцепил «виселицей» подъемника гроздь синих кислородных баллонов и точно опустил в клетку с выдвижной верхней решеткой. От точности попадания Михаил даже запосвистывал.