Дикий Восток. 1910. Часть 1 - страница 30

— Солдата в зеркале увидишь! Перед тобой целый прапорщик, салага! — Шутливо отозвался Тёма. — Смотри, повторяй и учись.

Без суеты и спешки, медленными, но точными движениями Артем несколько раз наматывал и обратно снимал портянки. Убедившись, что Славка сообразил, как действовать, и успешно справился с задачей сам, привычно вколотил ноги в свои старые кирзачи. Новые сапоги еще предстояло разносить, пока не время. Мысленно он даже посочувствовал другу, которому приходится перескакивать из удобнейших кроссовок в новую, не обмятую, больше того, непривычную обувь.

Славка застегнул жилетку на все пуговицы, присел, повернулся, примеряясь к удобству новой одежды, и подумав, все же расстегнул нижнюю пуговицу. Надел пиджак, картуз и драповую куртку. Преображение завершилось.

— Я себя то ли реконструктором, то ли ряженым ощущаю, если правду сказать… Но ничего, поживем, пооботремся, глядишь, и приноровимся. Дурное дело не хитрое. К слову, вот еще прикупил нам обоим по ножу. Они одинаковые, так что бери любой. Цепляй на пояс.

Артем взял "финку", проверил остроту лезвия на свет. Затем вернул лезвие в ножны и сунул всё вместе за голенище сапога.

— Так сподручнее будет. Эх, сейчас бы еще покурить и просто отлично. Жаль, забыл тебе напомнить перед уходом…

— Обижаешь, старина. Чтобы Славка Хворостинин забыл о друге и его пагубной зависимости от никотина? Могучем яде, который, что характерно, легко валит с копыт цельную лошадиную силу, а это тебе не шутки. Вот, держи. Наилучшие папиросы высшаго сорту А и Б местного производства. — Изобразил он слог, характерный для эпохи. — Фабрики Серебрякова. Аж три пачки разом. Пробуй, какой вариант больше понравится, тот и будешь дальше употреблять. Ну, или "герцеговину флор", хехе, можно раздобыть. Тоже не вопрос. Были бы деньги, а их есть у нас. Еще пивандрия взял — на дегустацию. Оценим, так сказать, как предки качество обеспечивали. Заодно и отметим наше невероятное спасение, единовременное обогащение и хронопопадание.

На середине рассказа Артем схватил первую попавшуюся пачку, извлек самую настоящую «беломорного» облика папиросу. Звякнул зажигалкой, осторожно затянулся. В воздухе разлилось облако сизого дыма, бьющего в нос крепким табачным ароматом. Действительно, высший сорт.

Следом вскрыли бутылки.

— Ну, с прибытием нас на новое Пэ-эМ-Жэ!

Они чокнулись горлышками и щедро отпили каждый из своей бутылки, разом опустошив их едва ли не на треть.

— А теперь давай поменяемся. Надо же понять, какое лучше.

— Не вопрос.

В итоге пришли к выводу, что хороши оба сорта.

— Славка, давай все же дергать отсюда, тревожно на душе, чесслово.

— Куда дергать? — непонимающе переспросил расслабившийся от выпитого и осознания успешно завершенной миссии Хворостинин.

— На Левый берег. Там сейчас тихо, вроде. Укроемся, бабки пересчитаем, большую часть припрячем. А тут мы уже наследили. Я с покупкой лодки, ты на базаре. Мало ли…

— Отчего бы нет, командуй, братуха. Ты у нас речник или где? Вроде все, что планировали — сделали. Загружаемся и отчаливаем.

Воры, незаметно подобравшись и укрывшись в ивняке метрах в тридцати, некоторое время издали наблюдали за друзьями. Всякий уголовник, как и дикий зверь, обязан хорошо чуять возможную угрозу. А все непонятное — опасно, по крайней мере, до момента, как получит свое разъяснение. Облик, поведение, внешний вид незнакомцев на берегу оставались им не ясны. Это точно были не революционеры, не приказчики, не фартовые, а кто-то…

— Слышь, Гриня, что-то с ними не так… — прошептал Седой своему подручному, — как бы нам в ненужные мутки не встрять… Не спеши, давай еще понаблюдаем.

И только когда воры поняли, что «клиенты» собираются отчаливать, они выбрались из своей «засады» и, сохраняя спокойную уверенность и силу, появились на берегу.

Первым их заметил бдительный Артем.

— Славка, к нам какие-то хмыри идут.

— Где? — Резко обернувшись, только и успел спросить Хворостинин друга.

— Эй, босота, куда наскипидарились? Суши весла! Разговор есть. — Заявил старший из них, с узкими усиками, чернявый крепыш в широкой кепке и кургузом пиджаке. На темном от загара лице то и дело гуляла короткая, как намек, ухмылка. То отражаясь в уголках холодных, равнодушных глаз, то кривя узкие губы, обнажая в оскале крупные, насквозь прокуренные желтые зубы. Из голенища правого сапога выглядывала рукоять ножа, но руки оставались пустыми.