Дикий Восток. 1910. Часть 2 - страница 43

— И эту тоже.

— Как вам будет угодно-с.

Приказчик лавки, получив оплату, выставил на прилавок выбранные книги и собрал в увесистую стопку, ловко-привычными движениями перевязав ее простенькой бечевкой. Тем временем Славка зашел в букинистический отдел и скорее по привычке, чем с реальной целью бегло проглядывал корешки стоящих на полках произведений. Глаз его зацепился за знакомую почему-то фамилию.

«Стоп. Еще раз». Он шагнул ближе и осторожно потянул книгу на себя.

«Историческое обозрѣнiе образованiя Россiйско-американской компанiи и дѣйствiй ея до настоящаго времени. Составил П. Тихменевъ Часть II. 1863»

«А вот это я удачно зашел! На ловца и зверь бежит. Первого тома нет. Ну, и ладно. Нам второй куда важнее! Купить за любые деньги! Изучить, законспектировать и запомнить! Только потом надо будет припрятать, чтобы книга не бросалась в глаза. Пусть наши знания о Русской Америке будут якобы доморощенные, а не почерпнутые из надежного источника».

— Вот еще эту, пожалуй, возьму. Сколько она стоит? — Стараясь изобразить предельное равнодушие, профессионально сыграл привычный к торгам за раритеты Вяче. Впрочем, все оказалось куда проще. На заднем форзаце карандашом было аккуратно написано: «2 р. 30 к.». Эту сумму он и заплатил без дальнейших обсуждений.

На крыльце лавки Славка буквально ощутил большую физическую усталость. Провернул массу дел, а последнее приобретение и вовсе сняло нехилую гору с плеч, но на большее ни сил, ни времени уже не осталось. Все же хождение за покупками, да еще столь массированное — утомительное занятие.

Он никогда не понимал девушек, которые развлекались «шопингом». Но понять женскую душу Хворостинин давно отказался даже и пытаться, принимая любые прихоти слабого пола, как данность. «Хочешь получать от девушек удовольствие — терпи их прихоти». Вот такой простой принцип выработался у него с годами.

Убедившись, что все покупки уложены на телегу в полном порядке, Славка окликнул молодого, рябоватого возчика, стоявшего у доверху нагруженной мебелью ломовой телеги. На вид обычный крестьянин — ситцевая, успевшая выгореть и полинять за лето синяя косоворотка и простецкого вида шаровары, заправленные в крепкие кожаные сапоги. Среди прочих выделяла армейского облика фуражка с просветом на месте солдатской кокарды.

Это дало основание Вячеславу сделать некоторые предположения. И он не преминул их проверить:

— Тебя как зовут, братец?

— Иваном, барин, — сдернув головной убор, бодро отрапортовал, вытянувшись едва не во фрунт, возчик.

— Вольно, боец. Что недавно со службы вернулся?

— Так точно. Уволен в запас в прошлом годе.

— Ну, будем знакомы. Меня Вячеславом Юрьевичем зовут. — Привычно протянул ему руку и крепко пожал Хворостинин, вызвав немалое изумление вчерашнего солдата. — И никакой я не барин. Простой человек, как и ты, Иван. Поехали, что ли? Чего ждать?

— А вы что же, со мной, значится? Погодьте, я на облучок рогожку кину. — Засуетился ломовик.

— Не стоит. Зачем лошадку утомлять без дела. Пешком пойду, вот, как и ты.

Возчик, лихо заломив набекрень фуражку на русой, еще по-армейски коротко, остриженной, голове, осмотрелся зачем-то по сторонам, и только затем щелкнул вожжами:

— Но-о, пошла родимая!

Гнедая кобыла дернула хвостом, отгоняя редких по осени слепней, привычно навалилась грудью на скрепленные через хомут оглобли и колеса с тихим поскрипыванием сделали первый оборот. Несмотря на неказистость и скромные габариты, крестьянская лошадка оказалась крепкой и выносливой.

Она, не сбавляя шага, без особого труда одолела подъем на мост. Затем, бодро цокая подкованными копытами по брусчатке, двинулась, управляемая хозяином, по Дворцовой.

Здесь, в каменных подвальчиках лепились один к другому небольшие фруктовые лавки, в которых продавался золотой кишмиш, чернослив, курага и орехи. Ароматными грудами рдели алыми боками верненские* крупные яблоки. Первые лавки Славка благополучно миновал, но потом передумал.

Бросив мужику:

— Езжай дальше потихоньку, я догоню.

Сам стремительным носорогом сбежал по ступенькам вниз, в сумрачную прохладу сводчатого подвала. На табуретке посреди комнаты, перед широким прилавком, сидел на низкой табуретке одетый в меховую безрукавку средних лет худощавый татарин с черно-смоляной, короткой бородой. На бритой его макушке сияла золотым шитьем темно-синяя бархатная тюбетейка.