Дилемма выжившего - страница 10

— Что, странный выбор для девушки? — прищурилась Света.

Испытывает, понял Даня и сказал как можно невозмутимее:

— Я так не считаю. Так что, почему?

Удовлетворенная таким ответом, Света продолжила:

— Бабушка учительницей физики работала до пенсии, сейчас репетиторствует. И меня натаскала хорошо. Я же, между прочим, на физмат прошла по олимпиаде.

— Крутая, — признал Даня. — Бабушка, наверное, гордится.

— Да… Честно говоря, я боялась, что ей тяжело без меня будет, а потом подумала еще раз: черт возьми, да она же у меня еще ого-го. Пусть для себя поживет, в конце концов. А я пока тут на физмате… задачки порешаю, практикумы поделаю и решу, что дальше делать со своей жизнью.

Они прошли мимо женщины с двумя детьми, близнецами лет трех. Несмотря на то что осень все еще походила на лето, на детях были шапочки, зеленая и синяя. Даню передернуло, когда он вспомнил свои собственные шапки — вязаные, флисовые, легкие тканевые, колючие шерстяные, — которые носил с сентября по май. «Твои мозги нужно беречь, Данюша», — говорила мамуля, крепко сжимая его ладонь.

— Так что? — склонила голову Света, заглядывая Дане в лицо.

— Что? — не понял он.

— О себе расскажешь? А то, знаешь ли, это невежливо —устраивать допрос мне и потом отмалчиваться.

Прозвучало ворчливо, но приподнятая бровь и улыбка ясно говорили о том, что Света шутит. Ей очень шла ее огромная джинсовка, наброшенная поверх голубого сарафана.

— Я местный. На физмат пошел, потому что это было самое очевидное решение. — Даня умолчал, что не его. — Пока тоже не знаю, что делать со своей жизнью.

— Мне кажется, к концу четвертого курса мы все придем к тому, что надо…

— Войти в айти?

— Бинго! Не зря же у нас возле расписания столько рекламы курсов тестировщиков.

Наконец они дошли до края парка, где открывал вход в университетский комплекс еще советский памятник под интригующим названием «Гранит науки». Он состоял из, собственно, черного куба гранита науки на рельефном каменном постаменте и четырех левитирующих мужчин со страдальческими лицами, выпрямленных, как планкеры с дурацкого флешмоба. Их скошенные ладони касались граней куба. Там же был процитирован Троцкий, но часть букв затерлась временем. Даня был уверен, что с высоты птичьего полета памятник приобретает вид свастики.

— Уже рядом, — сказала Света, указывая на небольшую кофейню возле метро. Над пластиковой дверью призывно мигала лампочками вывеска — Coffee Drop. — Я знаю, что выглядит не очень, — зачем-то принялась оправдываться Света. — Но кофе там вкусный, правда. И бариста рисует клевых лебедей на пенке латте.

Внутри пахло хорошо — свежеобжаренными кофейными зернами и специями. Играла музыка — то самое ужасное радио с плохими каверами известных хитов, которое постоянно звучало в комнате отдыха в рехабе. К счастью, его было почти не слышно из-за шипения кофеварки.

— Привет. — Бариста, худая девушка с красной повязкой на светлых волосах, оперлась на прилавок. От запястий до шеи ее руки были забиты очень средними татуировками. — Что будете?

Света заказала латте и грозно посмотрела на Даню, когда он потянулся за кошельком.

— Я угощаю! — бескомпромиссно напомнила она.

— Мне американо, — выдавил он, — с имбирем, если есть.

Отправив Даню занимать столик у окна, Света рассчиталась за кофе и парочку макаронов, взятых сверху, дождалась, пока приготовят заказ, и присоединилась к нему.

— Кофе сам по себе довольно горький, а ты еще и имбирь попросил, — заметила Света, ставя перед ним дымящийся стакан. — Небось еще и без сахара пьешь?

— Я суровый, но не настолько, — рассмеялся Даня. Содержимое сахарного пакетика утонуло в его имбирном американо.

Света уставилась на пенку своего латте — на ней и правда расправил крылья кофейный лебедь. В том, как тонкие пальцы с черным лаком на ногтях вертели чашку, было что-то нервное.

— В общем… я хотела сказать тебе спасибо, — снова заговорила Света, не поднимая глаз. — За баллончик. За то, что вообще заметил. Я ужасно себя чувствовала из-за этого… — Она сморщила нос, но не рискнула упомянуть Бычка вслух — как будто одно это могло призвать его в уют маленькой кофейни. — Немного спокойнее жить, зная, что неравнодушные люди еще не вымерли.