Дискотека. Книга 1 - страница 6

— Я лезу, да? — обиделась Ленка, — ну, была влюблена, сколько там, месяц? Весной.

— Угу, — ядовито ответила Рыбка, суя руки в глубокие карманы плаща и на ходу размахивая полами, как крыльями.

Ленка пристроилась рядом, тоже сунула руки в карманы куртки и стала старательно копировать рыбкины взмахи. Переглянувшись и сделав каменно-серьезные лица, они прыжками и подскоками двинулись по дорожке к обрыву, старательно вытягивая носочки и задирая коленки, как можно выше.

— Одеяла на сторону сброшены, — пыхтя, умильной скороговоркой зачастила Рыбка, — и зеленки яркие горошиныыыы…

— Носики! — заорала Ленка, торопясь успеть раньше подруги, — курррносики!

И хором, понижая голоса до хриплого баса, закончили:

— Сопят!

С хохотом упали на теплую парковую скамейку, Рыбка пристроила рядом пакет, звякающий бутылками.

— Весь локоть оттянула, давай уже пожрем, и к Петьке.

— Вроде неохота еще, — Ленка вытянула ноги, расстегнула пуговицу самопальных джинсов, — о-оххх.

— Надо, — наставительно заявила Оля, вынимая сверток и вытаскивая из него тонкий, как мокрая бумага, блинчик, — жри давай, аж полкило купили, бери кефир.

— Петечке унесем.

Рыбка свернула блин трубочкой и, разевая рот, упала головой на коленки подружки. Кинула ноги на лавку, жуя и жмурясь. Прожевав, покрутила лохматой головой:

— Нельзя Петечке, он взрослый, а мы ему — блины.

— С кефиром! Кушай, наш Петечка, носики-курносики сопят.

— Ленка, не смеши! У меня кефир открыт.

— Носики, — немедленно добавила Ленка. На коленях запрыгала Рыбкина голова, в откинутой руке затряслась бутылка с кефиром.

— Курносики, — усугубила Ленка, и завизжала: кефир в ослабевшей от хохота рыбкиной руке опрокинулся, выливаясь вязкой белой струей.

— Малая, ты чучело. Что мы теперь — Петечке? Он там, плачет… кефиру ждет. Носиком сопит.

— Кур-кур-носиком, — рыдая, уточнила Ленка, приваливаясь к Олиному плечу.

Отсмеявшись, методично съели все блинчики, запивая их остатками кефира. Ерзая по скамейке, Рыбка отползла на край, выбросила бумагу и пустые бутылки в урну. Легла снова, свешивая ноги и болтая полусапожком.

— А-а-а, кайф какой, да, Малая?

— Угу.

— А к Индейцу ты все равно не лезь. Ну, мало ли проводил пару раз. Вы с ним целовались, да?

— Ну…

— Как еще Панчуха не узнала. А то лазила бы ты в синяках. Чего фыркаешь?

— Я не фыркаю, — задумчиво отозвалась Ленка, укладываясь валетом и свешивая ногу с другого края скамьи, — блин, я их не пойму. Она страшная такая. Ну, не совсем страшная, но все равно. А он такой лапочка.

Она вспомнила стройную фигуру и узкое смуглое лицо, черные глаза и красивый рот с резкими губами. Индеец носил на гладких волосах кожаную ленту, стянутую на затылке узлом, и был поэтому похож на настоящего индейца, как в кино.

— Они с детства дружат, в один, наверное, детсад ходили. Живут рядом. У Вальки знаешь, какие предки богатые? А еще у нее тетка, в рейсы ходит, буфетчицей. Вальке привозит всякое шмотье.

— Да то видно, — теперь Ленка вспомнила королеву дискотеки Вальку Панчуху, среднего роста крепкую девочку с голубыми чуть навыкате глазами и темной короткой стрижечкой. Валька славилась тем, что никогда не приходила два раза подряд в одних и тех же шмотках, а еще у нее были солнечные очки, наверное, десяток разных, это когда одни купить — мечта несбыточная. А еще Валька дралась. Вполне себе как пацан, такой нехилый. Ленка передернула плечами. И правда, чем она думала тогда. Индеец пригласил ее танцевать, молчал, бережно водя среди черных силуэтов, не прижимался, красивое лицо маячило где-то над ленкиным плечом, а она помирала от восторга и удивления. Потом увел к рядам ломаных кресел, где сидела надутая, никем не приглашенная Семки, сторожа легкие курточки и сумки, поклонился, как мальчик-отличник, только что ножкой не шаркнул. И скрылся в толпе.

Ленка тогда упала на кресло — слабые ноги не держали. Следующий танец просидела, глядя на яркие огни и черные силуэты. А еще через десять минут Вова пригласил ее опять. И когда все расходились, нашел и сказал:

— Я провожу?

Она кивнула, боясь говорить, а то голос захрипит или пискнет. Так до самого дома и молчала почти все время. И он почему-то молчал, искоса под фонарями посматривая на светлое лицо с круглым подбородком, карие глаза и гриву пышнейших волос, из-за которых Ленку до шестого класса дразнили Анжелой Дэвис. А еще — нещадно ругали учителя, но она все равно не плела косу и не убирала волосы заколками. Гордилась.