"Диссертация" лейтенанта Шпилевого - страница 14

Я облегченно вздохнул.

— Это не страшно, у меня их еще больше. Будем перевоспитываться вместе.

Галка засмеялась:

— Хочу перевоспитываться!

— Ура! — с радостью воскликнул я. — Сейчас же бегу за шампанским.

Я летел, перепрыгивая через три ступеньки, в гастрономе встал в очередь, и время, как будто, остановилось. Наконец, я купил все что нужно и вернулся обратно.

Галка ждала меня, но за прошедшее время лицо ее почему-то стало грустным.

— Что с тобой?

— Ничего.

Я налил в бокалы шампанского.

— За наше счастье, родная!

— Да... — шепотом сказала Галка и заплакала.

Я тщетно допытывался, что с ней произошло. Галка упорно молчала, но я-то видел, что настроение ее изменилось, и даже потом, когда мы были на теплоходе, ей было не по себе.

Теплоход летел по зеркалу воды. За круглыми, как у легендарного Наутилуса, иллюминаторами открывались чудесные виды — один лучше другого.

Берег, поначалу плоский и пологий, постепенно уходил в море и заканчивался мысом, в верхней точке которого возвышался маяк. Казалось, он венчал собой границу двух стихий: моря и суши. Перед ним открывалась бесконечная, бескрайняя синева, позади — безграничная зеленая степь, плавно переходящая в гряды холмов, а затем в горы. Своими вершинами они вспарывали небо, а в море заходили отвесными скалами.

— Ты посмотри, какая красота! — тормошил я Галку, но она лишь вяло кивала головой.

Что же произошло? Этот вопрос не давал мне покоя. Может быть, она жалеет, что согласилась стать моей женой? Я напрямую спросил ее об этом, но она покачала головой:

— Что ты, Вадим. Конечно, нет.

Внезапно пошел дождь, и теплоход стал похож на гигантскую подводную лодку: вода была и сверху, и снизу, и сбоку. Потоки ливня окутали нас, четкие очертания горных вершин стерлись и растаяли в мокрой дали. Дождь хлестал минут пять, не больше, и вдруг перестал. Облака исчезли, словно испарились, воздух стал прозрачным, открылся горизонт — ровный и четкий, словно кто-то приложил линейку и прочертил тонкую, ровную линию. Вдали над горизонтом еще висела темная бесформенная туча, из которой стеной шла сизая полоса дождя, но сквозь свинцовую хмарь кое-где уже проступали яркие лучи солнца.

Тем временем теплоход, заложив крутой вираж, причалил в небольшой, но очень уютной бухте, где мы сошли на берег. В буфете на пристани я купил десятка два пышных, румяных пирожков, но Галка не притронулась к ним, и мне пришлось расправиться с ними одному. Вместо этого, сбросив босоножки, Галка забрела в прозрачную воду, а я, насытившись, забавлялся тем, что бросал камешки в воду.

Рядом по пляжу с палками наперевес бегали мальчишки. Судя по раздававшимся «пулеметным очередям», а также залихватским крикам «ура», они азартно играли в войну. Потом они что-то не поделили и, подняв шум, бросились друг на друга, словно петухи. Во избежание кровопролития мне пришлось вмешаться и, схватив двух особо рьяных драчунов, развести их в стороны.

— Что же вы делаете? — пристыдил я их. — Разве можно решать конфликты с помощью кулаков?

Они закричали одновременно:

— А чего он лезет?.. А ты чего!

— Э-э, так не пойдет. Ну-ка давайте по одному. Что случилось?

Истина выяснилась не сразу. Оказывается некий Федя — мальчик с облупленным носом — при игре в Александра Матросова поступил «нечестно». В соответствии с правилами Матросовым должны были быть все по очереди, но Федя умудрился уже четыре раза закрыть амбразуру грудью, а остальные только по два. Да, это была вопиющая несправедливость, и я объяснил, что амбразуру должны закрывать все поровну.

— Вот видишь, видишь!.. — загудели удовлетворенные голоса.

И мальчишки с воинственными криками побежали по пляжу.

— Ну что там? — спросила Галка.

— Да вот, играют в Александра Матросова. Не поделили, кто следующий будет амбразуру грудью закрывать.

Мои слова подействовали на нее неожиданным образом. Лицо у Галки стало виноватым, и она сказала:

— Вадим, я должна тебе признаться... Когда ты бегал за шампанским, приходил Скосырев...

— Скосырев?!

— Да. Он сказал, что в инциденте возле ларька ты не виноват, и что ты очень нужен для прояснения одного очень важного дела.