Длительные контакты с Цзян Цин, женой Мао Цзэдуна, в Москве, Подмосковье и в Крыму (из воспоминаний) - страница 8

Позже я подумала, что, скорее всего она хотела посмотреть, как живёт семья шофёра, тем более что ещё в Москве она раза два намёком давала понять, что ей интересен быт, уклад жизни простых советских людей. Я об этом даже не докладывала руководству Отдела. С жильём в Москве в то время было трудно. После войны строилось много, но население столицы всё прибывало. «Коммуналки» пока что не могли рассосаться. Их немало даже в нынешнее время в Москве. Некоторые несведущие люди пишут о каких-то невероятных привилегиях работников аппарата ЦК КПСС, в том числе будто у всех работников аппарата ЦК уже в те годы были отдельные квартиры в элитных домах. Это не соответствует действительности. Помнится, в нашем Отделе было три референта, которые долгое время жили в гостинице, не имея возможности перевезти свои семьи в Москву из-за отсутствия квартиры. Руководство Отдела даже писало ходатайство в соответствующую инстанцию, чтобы решить, наконец, этот вопрос. Почти все младшие референты, уже имея семьи, жили в квартирах своих родителей, ожидая годы получения своего жилья, опять-таки в коммунальных квартирах. Многие референты также жили в «коммуналках» — по две семьи в квартире.

Так что Цзян Цин не удалось побывать в квартире советских людей, кроме казённой времянки шофёра в Кореизе. В 1957 г. она была в гостях у жён некоторых советских высокопоставленных лиц. Но это совсем другая ситуация.

Возвращалась Цзян Цин из Москвы на родину поздней осенью поездом. Ехала в том же салон-вагоне Сталина. Я сопровождала её до Читы. С ней вместе возвращалась на родину и Линь Ли. Однажды на одной из станций, не доезжая до озера Байкал, я вышла на платформу посмотреть, не продают ли омуль, рыбу, которая водится только в озере Байкал. Об этой рыбе и её особых вкусовых качествах я наслышана была от друзей. Мне повезло, я купила 3 рыбины омуля. Стоявшая у окна Цзян Цин видела, как я что-то купила, и когда я вошла в вагон, она подошла и поинтересовалась, что у меня в сумке. Скрывать не было смысла. Услышав об этой интересной рыбе, она изъявила желание тоже попробовать, какова она на вкус. Пришлось пойти к повару и попросить так приготовить к столу эту рыбу, чтобы, упаси бог, никаких неприятностей у нашей гостьи не возникло. На прощание Цзян Цин подарила мне фотографию, на которой она изображена вместе с Мао Цзэдуном на прогулке в парке. Просила обязательно дать ей знать, когда буду в Китае. Обещала многое показать в её стране. Разумеется, я не воспользовалась этим приглашением, хорошо понимая, что я была лишь официальным лицом, исполнявшим служебные обязанности. В декабре 1949 г., уже после победы революции в Китае, когда Мао Цзэдун прибыл в Москву на 70‑летие Сталина и для подписания Договора о дружбе, союзе и взаимной помощи, заключённого 14 февраля 1950 г., Цзян Цин прислала мне письмо и небольшой подарок.

…Шёл третий год становления и строительства Китайской Народной Республики. Укреплялись узы дружбы и разностороннего сотрудничества между нашими странами. Теперь уже Цзян Цин была в Москве легальной гостьей, хотя пребывание её здесь не афишировалось. Режим жизни был тот же — подмосковный особняк, кремлёвская больница, санаторий «Барвиха», редкие выезды в театр и т. д. Деятели КПК и китайского правительства стали часто посещать столицу нашей страны с самыми разными миссиями. Кое-кто из них наносил визиты Цзян Цин, привозя ей из дома письма, посылки с фруктами из южных китайских провинций, новости с родины. Однажды, в июле 1952 г., Цзян Цин загадочно спросила, не хотела ли бы я повидать Чжоу Эньлая, который в то время находился во главе делегации КНР с государственным визитом в Москве. Но кто же мог отказаться от такой редчайшей возможности? На следующий день она ожидала его к обеду, пригласила и меня приехать к этому времени. Я приехала вовремя, но Чжоу уже уехал, у него изменился распорядок работы на тот день.

Цзян Цин в тот раз много и тепло говорила о нём (Чжоу Эньлае). А во время «культурной революции» не без её участия в китайской печати была развёрнута разнузданная, слабо завуалированная травля этого выдающегося государственного деятеля и дипломата ⅩⅩ в.