Длительные контакты с Цзян Цин, женой Мао Цзэдуна, в Москве, Подмосковье и в Крыму (из воспоминаний) - страница 9

Чаще других я встречала у Цзян Цин первого посла КНР в Москве Ван Цзясяна, с которым она подолгу беседовала.

Цзян Цин была сдержанна, когда речь заходила о Лю Шаоци. Однажды (дело было в 1952 г.) она спросила меня, видела ли я его жену Ван Гуанмэй. Получив утвердительный ответ (не знаю, почему я сказала «да», в действительности я её не видела), Цзян Цин не сказала ни слова. Почти тот же вопрос: знакома ли я с женой Лю Шаоци, задала мне Цзян Цин в 1953 г. Я ответила, что не знакома. Мне стало понятно, что хороших чувств к жене Лю Шаоци она не испытывала.

Однажды Цзян Цин спросила меня, нельзя ли съездить в какой-нибудь большой московский универмаг. Как будто желание понятное. Я доложила руководству об этом намерении Цзян Цин. Тут же в моём присутствии было оговорено с соответствующим ведомством, как обеспечить безопасность такой поездки.

И вот мы в ГУМе. Не прошли и двадцати шагов, как Цзян Цин остановилась. Остановились и все сопровождавшие её. Что же привлекло её внимание? Со второго этажа на первый вытянулась длинная очередь. Цзян Цин спросила меня, что это. Я попросила офицера охраны узнать, за чем такая очередь. Когда он вернулся и рассказал, в чём дело, я повернулась к Цзян Цин: «Товарищ Цзян Цин, это шерстяные кофты вашей страны пользуются таким большим успехом у наших покупателей». Цзян Цин была явно шокирована. Помолчав немного, она резко повернулась и пошла к выходу. Села молча в машину. Я — вслед за ней.

От центра Москвы до загородного особняка, где она жила, 45 минут езды на машине. За всё это время гостья не проронила ни слова. Я не прерывала её молчания. Выйдя из машины у подъезда особняка, Цзян Цин, ни к кому не обращаясь, в сердцах сказала: «Это советский народ, который совершил Октябрьскую революцию и открыл новую эпоху в истории человечества, это советский народ, который неисчислимыми жертвами спас народы мира от фашистских варваров,— этот народ стоит в огромной очереди за нашими китайскими паршивыми кофтами! Да мы все, страны народной демократии,— продолжала она,— должны отрывать от себя последнее, чтобы советские люди ни в чём не нуждались». Мне этот пассаж не показался театральным, видимо, это было сказано от души.

Вернувшись сразу в Отдел, я доложила заведующему сектором о том, что произошло в ГУМе и по возвращении из него. Выслушав меня, он направился к заведующему Отделом. Возвратившись, сказал: «Садитесь и изложите этот эпизод в письменном виде. Будем докладывать Сталину». Помнится, дня два эта бумага читалась, правилась, вычитывалась по буквам, прежде чем пошла «на самый верх».

По возвращении Цзян Цин в Китай, как мы узнали, в то время она будто бы оказывала благотворное воздействие на Мао Цзэдуна по поводу его отношения к Советскому Союзу, давая благожелательную информацию о виденном в нашей стране.

Известно, что у Мао были свои представления о социализме. Он, например, был потрясён, когда узнал о том, что пасечник Ферапонт из патриотических чувств внёс 2 млн руб. на строительство боевого самолёта для фронта во время Великой Отечественной войны.

— Какой же это социализм,— рассуждал Мао,— если у колхозника два миллиона?!

Я упомянула здесь о добром отношении Цзян Цин к Советскому Союзу в 1949 и 1953 гг. вот в связи с чем. Во время «культурной революции» Цзян Цин была одной из наиболее яростных антисоветчиц. Зная немного её, я не раз задавалась вопросом: чем это можно объяснить? И пришла к выводу, что антисоветизм Цзян Цин не имел ничего общего с идейными убеждениями. Может быть, таковых у неё и вообще не было. По крайней мере, могу утверждать, что о марксизме у неё были весьма смутные представления. Скорее всего, она знакома была с какими-то элементами этого учения по лекциям Мао Цзэдуна в Яньани, которые она ревностно посещала. Здесь произошло их знакомство, приведшее в 1939 г. к женитьбе Мао на Цзян Цин. Обстоятельства их бракосочетания,— имею в виду несогласие многих членов Политбюро ЦК КПК на женитьбу Мао на Цзян Цин,— широко известны из литературы, и я не буду их повторять. Толковала она марксизм односторонне и примитивно, как учение только о классовой борьбе и диктатуре пролетариата. С её антисоветизмом всё было понятно: Цзян Цин была непомерно тщеславна и амбициозна. Когда началась «культурная революция», Цзян Цин, видимо, сочла, что пришёл её звёздный час. Пользуясь именем Мао Цзэдуна, она сумела войти в состав высшего китайского руководства, с 1969 г. стала членом Политбюро ЦК КПК. И хотя в сферу её деятельности официально входили вопросы культуры, вскоре она стала участвовать в решении вопросов как внутренней, так и внешней политики. Я где-то читала, что из-за её вмешательства в сферу внешней политики у Чжоу Эньлая просто опускались руки. Мао Цзэдун был уже стар и болен, а Цзян Цин, не имея никаких заслуг перед своей страной, пыталась «играть роль» чуть ли не ведущей политической фигуры, что страшно раздражало членов Политбюро. Как известно было в среде советских китаеведов, ей не раз «давали по рукам» на заседаниях Политбюро, в частности Чжу Дэ, когда Цзян Цин пыталась командовать от имени председателя Мао Цзэдуна. Чем это кончилось для Цзян Цин, известно. На суде по делу «банды четырёх» в 1977 г. Цзян Цин была приговорена к смертной казни с отсрочкой приведения приговора в исполнение на год. Позже смертная казнь была заменена пожизненным заключением. И в начале июля 1991 г. Цзян Цин покончила жизнь самоубийством.