Дмитрий Гулиа - страница 17

Семнадцатилетний Гулиа оказался усидчивым и энергичным. Этот крепыш мог целыми днями спорить, обосновывая неприемлемость того или иного знака. Мачавариани плохо знал абхазский и в этом отношении всецело доверялся Гулиа.

Еще Бартоломей принял за основное наречие так называемое абжуйское (кодорское) в отличие от северного (бзыбского). По-видимому, не было никакого основания пересматривать это решение. Для абжуйского наречия и был составлен алфавит. В нем было пятьдесят четыре знака, и каждый из них соответствовал определенному звуку. По сравнению с предыдущими он был чуть попроще. Дмитрий записал несколько текстов и читал их своим землякам в Адзюбже. Крестьяне были поражены: молодой Гулиа, сын Урыса, смотрит на бумажку и произносит слова по-абхазски. Это было удивительно! Но когда Дмитрий прочел записи народных песен о Гудысе и Озбаке, восторгу односельчан конца-краю не было.

— Неужели же на бумаге можно записать абхазские слова? — спрашивали крестьяне.

Дмитрий поднимал вверх линованую бумагу и говорил:

— Смотрите сами.

— А можно ли написать прошение? По-абхазски?

Дмитрий сел и тут же на крылечке сельского управления написал прошение по всей форме. Оно гласило: «Начальнику Кодорского участка. Жителя села Адзюбжа такого-то прошение. Настоящим ставлю Вас в известность, что дворянин села Уарча такой-то, окончательно потеряв совесть и честь, украл единственную лошадь, по закону принадлежащую мне. Это могут подтвердить свидетели такие-то и такие. Прошу Вашего распоряжения о том, чтобы вернуть мне означенную лошадь, а дворянина такого-то привлечь к уголовной ответственности по всей строгости закона. К сему проситель такой-то».

Гулиа громко прочитал только что написанную бумагу. И фамилия дворянина и фамилия потерпевшего были указаны точно. Крестьянин по фамилии Цагуриа поднялся со своего места и поцеловал молодого человека в голову.

— Да, это верно, — сказал он, — у меня украли лошадь, но не хотелось связываться с этими воришками из Уарчи. Однако раз среди нас появился джигит, который так хорошо пишет, — я начинаю дело. С богом!

И крестьянин попросил бумагу.

— Нет, нужна твоя подпись, — сказал Гулиа.

— А как я подпишу, если неграмотен?

— Ставь здесь три крестика.

Крестьянин поставил три крестика, а «за неграмотного Цагуриа» расписался Дмитрий Гулиа.

— Видите, какая польза от абхазской грамоты? — смеясь, говорил Гулиа. — Я хочу, чтобы знали все: эту бумагу я сам передам начальнику участка. Пусть разбирается, а мы ему в этом поможем.

Молодой худощавый человек в абхазской черкеске произвел на односельчан очень приятное впечатление: и своей ученостью и, главное, решимостью начать дело против хитроумных и довольно сильных уарчинских воров.

Много лет спустя Кан Цагуриа, один из ближайших родственников того самого потерпевшего Цагуриа, говорил мне:

— Нас поразила не столько бумажка, написанная по-абхазски, сколько желание нашего Дмитрия потягаться с дворянами. Адзюбжинцы сказали так: «Дмитрий стал на очень трудный путь. Выдержит ли, пойдет ли по нему до конца?..»

Недавно я слушал Тура Хейердала. Он сказал, между прочим: «Я совсем не знал океана, иначе я бы не отправился на «Кон-Тики». В связи с этим я вспомнил слова Гулиа: «Я не знал, что ждет меня впереди. Шел подчас инстинктивно, как идет олень на водопой. А иначе я много бы думал, прежде чем броситься в гущу жизни, можно сказать, очертя голову…» Это он говорил полушутливо-полусерьезно. Так же, как Хейердал…

Антон Адлейба пишет: «Для творчества Д. И. Гулиа, казалось, открывались большие перспективы. Он был талантлив, энергичен, молод… прекрасно знал и любил свой народ, и народ знал и любил его… Но всего этого было мало в условиях… царской России».

Но так или иначе — путь был избран…

«Абхазская азбука» вышла в свет в 1892 году. Это небольшая книжка в сорок пять страниц. Отпечатали ее в Тифлисе, в типографии канцелярии наместника на Кавказе. Азбука довольно быстро стала популярной. Не было абхазского села, где бы- не знали по крайней мере о ее существовании. В этом и состояло основное отличие новой «Азбуки» от бартоломеевской, которая так и не смогла перейти порога кабинетов ученых-лингвистов.