Днепр - страница 8

Данило Петрович медленно сходит с террасы. Прежде чем сесть в бричку, он направляется на скотный двор. Осмотрев свое небольшое хозяйство, он садится в бричку и отнимает у Антона вожжи. Лошади берут с места легкой рысью. Разбрызгивая вокруг воду и грязь, бричка катится по проселочной дороге. Навстречу бегут старые липы с оголенными ветвями. В широкую черную, как смоль, бороду иногда попадает капля воды. Кашпур непроизвольно вытирает бороду о плечо. Под большим мясистым носом чернеют вислые усы. Высокий черный картуз низко надвинут на лоб. Брови спрятаны под лаковым козырьком, и неровная тень от него затемняет половину лица.

С дерева на дерево стайками перелетают воробьи. В воздухе раздается веселое чириканье. Жеребец, круто выгибая шею, высоко заносит передние ноги, властно разбивая застоявшуюся в ухабах грязь. Антон туже затягивает веревочную подпояску на старой свитке, подаренной ему отцом, и косит глазами на хозяина. Он чувствует себя неловко. Какая ж это работа — сидеть, сложив на коленях руки? Но хозяин вожжей не выпускает. Вот уже вторая неделя, как взяли Антона на службу в экономию. И трудного словно бы ничего нет, да не по душе Антону эта работа. Хозяин слова не вымолвит. Больше глазами показывает. Если бы не отец, ушел бы Антон отсюда. Вот Марку посчастливилось. Взяли его на сплав. Поплывет на плотах…

Липовая аллея кончилась. Кони выбежали на булыжник. Колеса брички затарахтели, подпрыгивая на остробоких камнях. Слева от шоссе, в густом кустарнике, показались хаты Дубовки. Кашпур правил к Днепру. Широко расставив ноги и упершись коленями в лакированный передок брички, он взял вожжи в правую руку, а левой снял с головы картуз. Околыш выдавил на его лбу красную полоску. Пышные волосы прядями налипли на виски и лоб. Ветерок освежал голову.

По временной пристани неторопливо расхаживает старый Беркун, медленно переставляя обутые в постолы ноги. Весь берег завален лесом. Данило Петрович осаживает коней и выскакивает из брички, кинув вожжи Антону. Размахивая картузом, он идет вдоль берега, внимательно присматриваясь к людям. Перед ним, словно из-под земли, вырастает приказчик Феклущенко. Его розовое безбородое лицо блестит на солнце. Он выдергивает из-за пазухи толстую, в клеенчатой обложке, книжку и пискливым голосом выкрикивает:

— К сплаву готово восемь плотов. Сейчас будем спускать.

Короткими пальцами с обгрызанными ногтями приказчик перелистывает свою заветную книжечку, заглядывая в глаза хозяину. Тот выше его на голову и, когда говорит с ним, смотрит сверху вниз. К приказчику Кашпур относится как к чужому. Феклущенко перешел к нему в виде приложения к экономии и лесному массиву, купленным у Русанивского. Глаз у хозяина зоркий. Льстивыми словами не прикрыть Феклущенку плутней. Третьего дня Кашпуру стало известно, что приказчик продал два воза бревен мужикам из соседнего села.

— Собери сплавщиков, — приказывает Данило Петрович и отворачивается от вертлявого приказчика. Прямо перед ним, связанные лозою, лежат бревна. Один плот тянется за другим. От пряного смолистого запаха сосны захватывает дух. Поперек, с краев и в середине, каждый плот подпирают жерди. Аккуратно сложенные в штабели, ждут своей очереди дубы, клены, осокори, липы. Кашпур невольно поглядывает на чернеющий на горизонте лес.

Сколько лесу! Пол Таврии можно застроить! Но контракты в нынешнем году не жирны. Радченко — из Козьмина — едва не перебил все дело. Не потому ли и пришлось бросить Херсон, заговорить зубы Русанивскому, приобрести у него чуть не за полцены имение и поселиться в Дубовке? Говорят, Радченко, как узнал об этой покупке, запил с горя на неделю. Лакомый кусок выхватил у него из-под носа Кашпур. Большие работы начинаются по берегам Днепра. Лес нужен Одессе и Крыму, за морем тоже нужен лес… Кашпур расстегивает пиджак, прячет руки в карманы. Вытянув шею, он обводит взором неисчислимые свои богатства. Ноги крепче вдавливаются в размякшую землю. Полноводный плёс однообразно шумит. Через несколько минут река примет в объятия его добро и понесет на волнах в далекий путь, мимо сел, хуторов, городов, степей, через дикие плавни, по которым, не ступала нога человека.