Днепр - страница 9

стр.

Издать бы такой закон, чтобы на первом плоту каравана развевался флаг с фамилией собственника фрахта. Сдвинутые брови Кашпура расходятся, и под густыми усами рыбкой проплывает усмешка. Но вот перед глазами его вырастает Феклущенко. Приказчик ведет несколько десятков людей. Невдалеке от Кашпура толпа останавливается. Феклущенко суетится между хозяином и сплавщиками. Кашпур кладет ему на плечо тяжелую, словно чугунную, руку. Приказчик прирастает к земле. Данило Петрович своей широкой спиной совсем заслонил его. Антон следит с брички, как, подобострастно выгибаясь, Феклущенко старается выглянуть из-за хозяйской спины.

— Доброго здоровья! — говорит Кашпур и приподнимает над головой картуз.

Отвечают все разом. Весело и дружно звучит в просторах громкий сильный хор голосов. Один миг хозяин молчит, внимательно разглядывая лица. Потом, расправив усы, ласково спрашивает:

— Выходит, в дорогу пора? Управились?

— А как же… — отвечает кто-то из середины толпы.

— Моим фрахтом идете впервые, — говорит Кашпур, устремив взгляд куда-то поверх картузов и шапок. — Кажется, обо всем сговорено, однако должен сказать еще раз: от вас требуется одно — лес доставьте в целости. А там — нам каждую весну встречаться. Бог даст, останемся довольны и я и вы. Что ж! Начинайте!

От толпы отделяется седобородый Саливон Прядко. Высокий, с прямыми, не согнувшимися от старости плечами, с обветренным, без морщин лицом, он застывает на берегу, устремив свой взгляд в голубую даль, туда, где сливается с горизонтом река. Так он стоит несколько минут, как бы что-то высматривая, и никто не шевелится, не произносит ни слова, ожидая приказа старого лоцмана. Пятьдесят три раза в своей жизни водил Саливон караваны плотов. Проводил опасным фарватером реки, до самого Екатеринослава и далее, через пороги. Где же найти лучшего лоцмана, чем Саливон? Приказчик высунул было голову из-за плеча Кашпура, намереваясь что-то сказать, но прикусил язык, встретив строгий взгляд хозяина.

— Ребята! — кричит Саливон, и его властный голос эхом раскатывается по берегам. После небольшой паузы он выкрикивает слово, которым неизменно каждую весну начинается сплав: — Давай!

Несколько человек выбежали из толпы и принялись орудовать жердями, ссовывая плоты в Днепр. Вытянув шею, Кашпур глядел, как бревна коснулись воды и вскоре заколыхались на ее замутненной поверхности. Один за другим строились на реке плоты. Выждав, пока не лег на воду весь караван, Саливон подошел к Кашпуру.

— Будем трогаться, — проговорил он тихо, поблескивая зоркими глазами из-под лохматых седых бровей.

Кашпур вынул из кармана руку и протянул ее дубовику.

— С богом! — ответил он, задерживая в своей широкой мягкой ладони шершавые узловатые пальцы Саливана.

А на плотах тем временем прилаживали деревянные курени, перетаскивали мешки с продовольствием, казаны. Высоко в синеве стоял меднолицый диск солнца, низвергая на землю водопад лучей. Подставляя солнечному теплу русую голову, замер на первом плоту Марко, с непонятной ему самому грустью поглядывая на холмы, за которыми лежала Дубовка. Он видел, как Саливон торжественно прощался с хозяином. На бричке с вожжами в руках сидел Антон и кивал Марку, гневно косясь на неспокойно топтавшихся на месте лошадей.

Можно трогаться. Саливон мерным шагом спускается на плот. Оглянувшись назад, внимательно смотрит, как там, на остальных плотах, потом, широко перекрестившись, одним движением стягивает с берега якорь. Вода радостно подхватывает плот. Покачивая, река несет его на юг все быстрее и быстрее. Широко расставив ноги, стоит с дубком в руках Саливон. Ветер относит в сторону его седую бороду и надувает на коленях широкие белые штаны. С берега караван провожают внимательные взгляды. Кашпур еще долго наблюдает за сухощавой фигурой старого дубовика.

— Левей держи! — кричит Саливон, вводя свой плот в бурливый рукав реки.

Миновали высокую Половецкую могилу. На вершине кургана, возле часовни, опершись на посошок, стоит нищенка с длинной белой торбой через плечо. Опечаленным взором Марко ловит эту одинокую фигуру на овеянной сказками горе и невольно отмечает, что курган уходит назад. Рассыпая в вышине протяжное и взволнованное курлыканье, сильными взмахами крыльев чертят, небо журавли. Подвижной треугольник долго колышется над головой. Марко осторожно трогает саливонову руку и спрашивает: