Дни минувшие - страница 63

Один из недоброжелателей Касумова пришел к Нагиеву и доложил ему, что подрядчик не чист на руку. За счет твоих домов строит себе четырехэтажный дворец на Станиславской улице — напротив бакинской технической школы. Ага Муса рассмеялся: "Эх, отец мой, наивный ты человек! У меня никто ничего не сможет украсть. Гаджи строит свой дом за счет людей, у которых покупает материалы. На те деньги, что предназначены для строительства восьми зданий, он покупает материалы для девяти домов. Сверх восьми кирпичей еще один кирпичик, сверх восьми гвоздей еще один гвоздик… Я ведь проверяю цену каждой досточки, каждого гвоздика, которые идут на строительство моих домов. И это прекрасно знают все подрядчики. А что там ему удается урвать, — сие меня не касается…"

У самого Гаджи Касумова рядом с деловой конторой находились большие магазины, торгующие строительными материалами. Сюда завозили товар со всего света. Другой магазин Касумова был на первом этаже здания, расположенного напротив технической школы; над входом красовалась гигантская вывеска: "Пол — Паркет".

Григорий Александрович Казарбеков рассказывал: "Манташев поручил мне появляться от его имени на всех мусульманских меджлисах и благотворительных собраниях, особенно тех, что были связаны с именем Гаджи Зейналабдина Тагиева, и не жалеть там денег. Однажды я получил пригласительный билет на очередное собрание мусульманского благотворительного общества. Положил в один карман сюртука сотенный билет, в другой — целую пачку ассигнаций на 800 рублей и отправился. Войдя в фойе, я остановился как вкопанный. Прямо ко мне на встречу шла ослепительная красавица в роскошном наряде. Это была жена Гаджи Зейналабдина — Сона-ханум — прославившаяся своей красотой и щедростью. Она весьма активно участвовала в делах благотворительного общества. Ее сопровождали две юные девушки, в руках у которых находились подносы. На одном — шелковые ленты, на другом — деньги… Соиа-ханум взяла с первого подноса ленту и прикрепила мне на грудь, ее ласковый взор околдовал меня. Я невольно протянул руку в карман, вытащил деньги и, сунув их в пригласительный билет, бросил на поднос. В это время в фойе вошел Ага Муса Нагиев. Сона-ханум, подобно лебедю, заскользила ему навстречу. Девушки прикололи на грудь миллионеру шелковую ленточку. Он извлек из кармана зеленую трехрублевку и нехотя бросил на поднос. Сона-ханум улыбнулась и сказала: "Ага Муса, только что твой сын Ага Исмаил бросил на поднос сто рублей, а вот ты…" Ага Муса скороговоркой перебил ханум: "Матушка моя, ему что, он ведь мой сын, сын миллионщика Нагиева… Сона-ханум, а я чей сын! Сын бедного баладжарского крестьянина Наги, продавца самана. То-то же…"

"Выйдя из "Исмаилийе", — рассказывал далее Казарбеков, — я обнаружил, что вместо сотенной, приготовленной для пожертвования, я бросил на поднос всю пачку ассигнаций. Вот как умели "выуживать" деньги дамы-благотворительницы".

О необычайной скупости Ага Мусы по городу ходили легенды. Собирали как-то пожертвования в пользу азербайджанских студентов, обучающихся в вузах России. Зашли к Нагиеву. Тот опять протягивает трешницу. Ему с укором говорят, мол, Тагиев дал 200 рублей. Ага Муса отвечает, ничуть не смутившись:

"Гаджи — человек богатый, он-то, конечно, даст. Мог бы дать и больше. А я, отец мой, бедный старик. Какой с меня спрос!"

Красивое здание, именуемое "Зимним клубом", и примыкавшая к нему гостиница "Астория" тоже принадлежали Нагиеву. Большие они ему барыши приносили. Оба здания он сдавал в аренду некоему грузину.

Частенько наведывался Нагиев в казино, хотя сам никогда не играл. У него здесь даже было свое особое кресло, в которое, кроме него, никто не смел садиться. Сидел он себе тихонько и благодушно наблюдал за игроками. Порой подремывал. Стоило какому-нибудь несчастному проиграться в пух и прах, как он бросался перед Ага Мусой чуть ли не на колени и принимался умолять о ссуде. Ага Муса невозмутимо диктовал свои, по обыкновению, грабительские условия. Сопротивляться было бесполезно: своих решений Нагиев не менял никогда. Таким путем десятки тысяч рублей золотом, нефтеносные участки, промысла и заводы, дома и корабли переходили к миллионеру. А одураченный игрок нередко пускал себе пулю в лоб.