Дочь солдата - страница 10

Красят деревню березы. В ней светло от берез.

Березы, березы… Вековые, высокие! С длинными космами ветвей, в тугой, гладкой коре белые березы. И сучья у них белые, кроме самых тонких прутиков, собранных в висячие каштановые пряди. Прутики вроде бы запекло солнцем, покрыло загаром.

Всякий раз березы представляются Верке иными, непохожими. То березы синие, мохнатые— все в легком пушистом инее, с белыми гнездышками снега в развилках сучьев. То березы кажутся алыми под скупым зимним солнцем. То лиловыми— в долгие северные сумерки…

А избы деревни, многие из которых в два этажа, с подзорами, наличниками, висячими балконами, — хоромы-великаны! Под одной крышей и жилье, и просторные сени со скрипящими от мороза половицами и запахом холода, и хлевы для скота, сеновалы, клети… Часть изб заколочена. С крыш съехал тес. Выбиты стекла, разворочены печи… На косяках дверей — зарубки. Так — по зарубкам— измеряли год от году рост детишек пахари и косари. Выросли ребятишки — где они?

Верка ходила с Николаем Ивановичем искать его избу.

— Тут была… — Дядя остановился у одинокой вербы на пустыре, потрогал зачем-то ее шершавую кору и снял шапку. Понурил седую голову. — Ива, помню, была мне почти ровня — по росту. Пахло от нее весной, медом, шмели возле нее вились. Скоро ивушка меня перегнала ростом и, помню, горевал я об этом. Вон и дупло в ней, незнакомое мне. Тоже постарела ивушка!

Розово мерцал иней. Рыжий тянулся из труб над избами дым: по-зимнему топили печи-лежанки.

— Так-то, Веруська! — Дядя положил девочке руку на плечо. — Сколько исхожено, изъезжено, да на отеческую землю притянуло! Нет ее для меня краше. Многое видел, милей не нашел, как эта верба, синий вечер, скрип колодезного журавля. Поди, поищи на карте мою деревеньку — глаза проглядишь, не найдешь, да от этой деревеньки стала для меня вся земля родной.

У Николая Ивановича дрогнул голос. Снежинки падали на его седые волосы.

— Отец у меня, Веруська, был чудной человек. Неспокойный! Мечтатель! Об электричестве, о тракторах для своей деревни мечтал — в те-то годы, когда наша Советская власть только-только набирала силы! — продолжал Николай Иванович. — Иконы из избы долой. На их место — портрет Ленина. Ленину, говорил, больше верю. Коммуну организовал!.. Неграмотный был, а все повторял: «Мы читали!» — И прозвище получил — «Мы читали».

Верка прижималась щекой к рукаву кожаного пальто Николая Ивановича, заглядывала дяде в глаза.

— … Деревня наша, Веруська, имеет немалые заслуги. Наши деревенские в Сталинграде тракторный завод строили, в стужу, когда ладони прикипали к мерзлому металлу. На архангельских лесопилках рекорды ставили. На войне тоже были не последними!

На берегу Талицы они повстречали председателя колхоза.

— Вечер добрый, — обронил Потапов походя, но дядя его задержал.

— Здравствуй, Родион. Чего ты здесь, на ночь глядя?

Помедлив, с непонятным вызовом Потапов сказал:

— Да вроде бы меня везде касается!

— Ну-ну… — Дядя задумчиво потер подбородок, не спускал с Потапова пристального взгляда. — Членов партии сколько в колхозе? Н-да… Не густо! У вас стану на учет. Поедешь в Дебрянск— прихвати меня в компанию. В райкоме партии надо побывать.

— Добро, — мотнул Родион Иванович головой, будто боднул перед собой воздух. — По мне, хоть завтра можно в райком съездить. Ну, бывай!

Верка подметила, что дядя чем-то недоволен после встречи с Потаповым, и она затормошила его:

— Дядечка, а мы с Маней праворучницы!

— Да, да… — углубленный в себя, рассеянно кивнул Николай Иванович.

Праворучницы!

Объяснять не надо, что это такое.

Куда иголка, туда и нитка. Куда Маня, туда и Верка.

Подружки они — водой не разольешь.

И все-таки случилось так, что поссорили их телята.

Маня как-то сказала на перемене:

— Ой, ведь ты не бывала в хозяйстве Петра Петровича! Как же я оплошала? Ой, не праворучница я тебе, а сто рублей убытку!

Она провела Верку по лестницам и коридорам в тесную комнатушку на втором этаже.

А там…

На столе, за стеклянными стенами, был целый подводный мир! Верка так и прильнула к аквариуму. Неподвижны просвеченные солнцем травы, от них на желтом песке дрожат серые тени… Перламутром посверкивают раковины. Из раковин устроен настоящий грот, подводная пещера. В густых зеленых зарослях трав в гроте плавают пестро и ярко окрашенные рыбки. И напоминает аквариум собою тропический лес, населенный колибри.