Дочь степи. Глубокие корни - страница 10

Встречный казах махнул рукой в направлении на восток:

— Во-он там!

И стал перечислять:

— Проедешь кочевье Кипкен-Озень, от Чобар-Айгыра повернешь влево, пересечешь Бай-Джигит, увидишь перед собой холм — там, в джайляу Яман-Чуль и найдешь Арсланбая…

Старик любил хвастаться, что в Сары-Арка нет места, где не ступала бы нога его коня. И действительно, называемые казахом местности одна за другой вставали перед глазами Азымбая.

— Живи в довольстве, прощай! — поблагодарил старик, ослабил повод, шевельнул стременами и поскакал прочь.

Азымбай-эке, предоставив лошади полную свободу, скакал всю дорогу и только в одном кочевье напился кумыса. В Чобар-Айгыре он увидел позади большой белой юрты оседланных лошадей и костры, над которыми вился жидкий дымок. По этим признакам старик догадался, что тут сидят гости, что сварено мясо, и с приветствием вошел в юрту. Хотя он ни с кем не был знаком, его встретили с уважением, усадили рядом с хозяином, угостили лучшими кусками мяса и жирной колбасой. Здесь он выпил еще две чашки кумыса, зарядился насбаем[33], который ему одолжил один из гостей, и, пожелав хозяевам счастья и довольства, поехал дальше. Конь под ним вспотел, от жажды стал облизывать губы, и все же, когда поднялся он на указанный встреченным казахом холм, солнце уже начало клониться к закату. С вершины холма увидел старик джайляу, и это джайляу ему не понравилось: озера нет; оно когда-то было, да высохло, на его месте растет бурая трава, не нужная ни скоту, ни людям. Кругом растительность жидкая, и хотя перекочевали сюда недавно, трава успела пожелтеть.

«В старину люди были куда как сметливы, умели называть вещи такими именами, которые больше всего подходили к их качествам. Это джайляу и впрямь Яман-Чуль»[34], — подумал Азымбай.

Окинув взглядом десяток юрт, стоящих в южном углу котловины, он сразу заметил среди них большую белую юрту.

«Эта юрта Арсланбая», — решил старик.

В пространстве между красной котловиной и юртами, среди привязанных жеребят, женщины, вооруженные ведрами и короками, доят кобылиц.

Старик повернул лошадь вправо и подъехал к юртам с задней стороны. Между двумя юртами молодухи и девушки с распущенными по плечам шелковистыми черными волосами, в маленьких красных каляпушах[35] с песней валяли войлок. Их работой руководила старуха. Тут же крутились парни, перекидывались с женщинами шутками, намеками высказывали желание пойти вечером к одной из них и спрашивали, примет ли гостя избранница.

При виде двухлемешного плуга и косилки, стоящих несколько поодаль, старик столь же удивился, как если бы он увидел в мечети длинноволосого русского попа с крестом на шее. Старик, миновав их, не колеблясь подъехал к белой юрте. Там около оседланной лошади стояло несколько джигитов. Один из них, помоложе, был одет по-дорожному.

Завидя приближающегося Азым-эке, он двинулся к нему навстречу.

— Добро пожаловать! Прошло десять лет, как Яман-Чуль не видел вас.

Это и был Арсланбай. Они протянули друг другу руки. Расспрашивая о здоровье людей, скота, вошли в юрту. Много лет тому назад Азымбай был сватом этого семейства. Во времена расцвета своего благополучия был он близок с отцом Арсланбая — хаджием[36] Магджаном. Двухлетнюю дочь Азымбая, Чулпан, просватали за четырехлетнего Арсланбая, и даже была получена часть калыма. Девочка умерла от оспы. В разгар партийной распри Азым-эке принял сторону Байтюры, Магджан присоединился к Сарсембаю. Так порвалась связь.

Кроме давней близости, старик был интересен джигиту и другим: Арслан лишь на днях вернулся из ссылки, и старик был вестником всей Сары-Арка, человеком, который находится в самом центре переплетения партийных и родовых интриг. Холодность последних десяти лет была совершенно забыта, Арсланбай искренне обрадовался гостю.

Сегодня утром он получил весточку от любимой Карлыгач-Слу. Девушка уведомляла о своем отказе принять Калтая и добавляла:

Арслан приготовился ехать туда, но, встретив гостя, решил отложить поездку. Байтюра лежал на смертном одре. В родовых, партийных делах назревали новые распри. Приближались выборы. Старейший из рода Найманов приехал в такой момент неспроста. Поэтому Арсланбай радостно приветствовал Азым-эке, усадил его на почетное место в большой, богато убранной юрте, а женщине, находившейся там, с улыбкой сказал: