Дочь творца стекла - страница 12
Толпа радостно рассмеялась. Люди в гондолах захлопали, эхо разносилось между стен каналов. Риса подумывала вытереть ладони о платье, но передумала. Почему ритуал двух лун требовал от нее черное платье в теплый летний день? Будет хуже, когда они выйдут на солнце.
Длинные мантии шуршали вокруг их ног, две фигуры в масках и шлемах — Дитя и Кающийся — повернулись в сторону ее семьи, стоящей во главе двора.
— Кто ведет детей на осмотр Лены?
— Кто ведет детей на осмотр Муро?
— Я, Эро, казарро Диветри, прошу, чтобы мои дети прошли осмотр Муро. Пусть он посмотрит в их сердца и выберет их, если пожелает, — сердце Рисы колотилось, когда отец шагнул вперед и произнес это. Как и проверяющие, он был в длинном старомодном гуппеланде, которая тянулась до его лодыжек. Тюрбан из разноцветного шелка обвивал его голову, и от этого сильнее выделялась борода на его лице.
Ее мать тоже была красивой, шагнула вперед. Волосы Джулии сияли на солнце, украшенные шелковыми лентами, ниспадали на ее спину. Ее платье было зеленым с узором, синие рукава, расшитые металлической нитью, сочетались с золотым обручем на ее лбу, откуда свисал один опал.
— Я, Джулия, казарра Диветри, прошу, чтобы мои дети прошли осмотр Лены. Пусть она заглянет в их сердца и выберет, если такова ее воля.
Два священника поклонились ее родителям, потом друг другу. Дыхание Рисы участились, ее родители вернулись на места. За ними стояли ее сестры: Веста в мантии Детей сжимала восторженно плечо матери, Мира стояла в стороне, скромно улыбалась, как богиня, которая выбрала ее. Риса не видела лицо Ромельдо из-за маски, но он был тут. Ее сердце колотилось, и Риса поняла, что все Диветри собрались тут. Она не помнила, когда в прошлый раз видела всех вместе.
В толпе были мастера: дружелюбный Маттио широко улыбался, словно она и Петро были его детьми; кузен Фредо двигал губой поверх tabbaco da fiuto на деснах, его плащ был украшен религиозными медальонами; Эмиль, все еще в рабочей одежде, смотрел на толпы ошеломленно. Все ремесленники и слуги были частью семьи Диветри, и она была рада, что и они были тут в гордый момент ее жизни.
— Раз в шесть лет, когда колесницы богов останавливаются, мы, их представители, путешествуем по домам Семи и Тридцати, чтобы благословить детей там, — голос Ренальдо Сеттекорди был сильным, разносился поверх шума толпы. Его голос казался громом в тишине. — В свете дня они будут осмотрены. А ночью они будут озарены светом лун, их примут в инсулах, чтобы продолжить их обучение.
Голос Ромельдо был легче, но тоже громким, и его можно было услышать за мостом.
— Пусть дети подойдут. Их посмотрят и оценят, — он снял шлем и тряхнул кудрями, Ренальдо тоже так сделал.
— Не бойся, — Риса сжала ладонь Петро, зная, что она никогда еще так не боялась в жизни.
Когда священники прошли к дверям садовой комнаты, толпа тихо расступилась. Риса отодвинула брата на несколько шагов, когда те открыли двери. Дети стояли миг в проеме комнаты, и сотни глаз смотрели в их сторону. Священники отошли к центру двора, напевая, вся толпа смотрела на двух Диветри.
Риса запаниковала. Что она тут делала? Она любила казу! Почему ей нужно было уйти? Почему она думала, что церемония восхитительна? Она представляла ее годами, но не думала, что ее сердце будет так колотиться, или как она оробеет в последний момент. Только Петро потянул ее за руку и заставил двигаться. Она опомнилась. Хоть ее челюсть дрожала от страха, она подобрала юбки платья свободной рукой и пошла сквозь двери.
Запахи ударили по ее носу. Сотня ароматов духов скрывали запахи пота и чеснока, средств для волос, зубного порошка. Брат и сестра шли через ароматы, делали шаг за шагом по терракотовой плитке, пока не оказались на свободном участке в центре двора. Все улыбались им. Риса знала, что, куда бы ни повернулась, она бы увидела улыбающиеся лица. Она смотрела вперед, пока они с Петро не дошли до цели.
Ренальдо Сеттекорди драматично взмахнул руками, чтобы толпа не подходила.
— Лена, свет небес, — завопил он, подняв руки вверх, но опустив голову. — Своей молитвой я прошу дать мне взор, чтобы я мог узнать твою волю насчет этих детей, — через миг он поднял голову и медленно подошел.