Доказательства и доказывание по уголовным делам: проблемы теории и правового регулирования - страница 21

. Эту мысль воспроизводит и А. И. Макаркин. «В состязательном процессе, — пишет он, — доказательственная информация может приобрести статус доказательства лишь в ходе исследования ее судом»[62]. Автор также именует эту процедуру легализацией доказательств, указывая на заимствование этого термина из англо-американской процессуальной теории. «Легализация доказательств имеет своим содержанием непосредственное восприятие судом информации, собранной сторонами в ходе их непроцессуальной деятельности, ее проверку и придание ей статуса судебных доказательств… Судебные доказательства образуются лишь в ходе судебной процедуры»[63]. Аналогичную позицию занимает и В. А. Лазарева, считая, что доказательства — это «любые сведения, представленные суду сторонами обвинения и защиты»[64], из чего следует, что до представления их суду они таковыми не являются.

Эти суждения были бы справедливыми при условии полного преобразования отечественного досудебного производства, уподобления его досудебному производству в странах обычного права. Однако в действующей структуре судопроизводства они неприемлемы, в связи с тем что органы расследования согласно закону осуществляют юрисдикционную функцию распоряжения производством, вследствие чего при соблюдении предписаний закона, регулирующих доказывание, оно завершается получением полноценных доказательств и основанных на них процессуальных решений[65].

8. В работах последних лет стало модным утверждать, что положения ч. 1 и 2 ст. 74 УПК РФ противоречивы. В действительности же никакого противоречия в этих нормах нет, ибо каждая из них раскрывает существенные, но различные стороны доказательства — его содержание и форму.

В связи с этим обращают на себя внимание не вполне удачные попытки устранить имеющиеся якобы противоречия и создать синтезированное определение доказательств, путем объединения предписаний части первой и части второй этой статьи без учета того, что в каждой из них констатируются не совпадающие, но существенные стороны единого понятия. Например, предлагается считать доказательствами «сведения о фактах, полученные и закрепленные… в источниках и порядке, предусмотренном настоящим Кодексом»[66], «сведения, содержащиеся в протоколах допросов, других следственных действий…»[67]. В таких определениях независимо от желания авторов, во-первых, гальванизируется ошибочная мысль о том, что «источники» — показания, заключения и т. д. — это не доказательства[68], и, во-вторых, исчезает важнейший признак показаний — их непосредственное бытие как сведений, изложенных на допросе в устной форме. По этой причине происходит неправомерное «удвоение» одного из доказательств: закон считает доказательствами показания допрошенных лиц, а цитируемые авторы — протоколы, в которых эти показания зафиксированы[69]. В действительности речь идет об одном виде доказательств, а именно о показаниях, непосредственно полученных в ходе допроса, протоколы же допроса — это способ консервации сформированного доказательства — показаний с целью их процессуального использования, а отнюдь не самостоятельный вид доказательств[70].

9. Важнейшим признаком доказательства является его допустимость и в первую очередь соблюдение надлежащей процедуры получения. Эта мысль достаточно определенно выражена в ст. 75 УПК РФ, провозгласившей вслед за ст. 50 Конституции РФ, что доказательства, полученные с нарушением требований УПК РФ, являются недопустимыми и не имеют юридической силы. Отсутствие у полученных сведений свойства допустимости означает, что, каким бы значимым ни было их содержание, они доказательством не являются. Отсюда по логике вещей следует, что доказательствами являются лишь сведения, полученные законным, т. е. предусмотренным УПК РФ способом. Это, казалось бы, элементарное положение теории ставится под сомнение авторами, пытающимися «втиснуть» в понятие доказательства сведения о существенных обстоятельствах, полученные без соблюдения надлежащей процессуальной процедуры. «Попытки выдать (!?) за доказательство результаты познавательной деятельности следователя или прокурора, — пишет В. А. Лазарева, — не соответствуют смыслу понятия доказательства как объективно существующей, независимой от познающего субъекта информации