Доктор-хулиган - страница 22

Он не будет кормить меня кексами.

Мне плевать на вежливость. Делаю шаг назад, а затем удираю так быстро, как только могу, пробираясь через кучу вещей продавца цветов. Какой же идиот разбирает палатку посредине прохода? Нелепо.

Я иду быстро, а Максу еще нужно заплатить, но каким-то образом он все равно ловит меня, когда я добираюсь до своей машины.

— Эй, — говорит он, его голос хриплый и запыхавшийся, он встает передо мной, бросая хоккейную сумку на землю, и в тот же момент кладет руку на дверцу машины — эффективно останавливая меня от того, чтобы сесть и уехать от него. — Прости.

— Все в порядке.

— Нет, не в порядке. — Он понижает голос. — Это просто случилось, понимаешь? Иногда я бываю неисправим. Я не пытался что-то начать.

Я закатываю глаза.

— Конечно.

— Если бы я хотел что-то начать, то пригласил бы тебя посмотреть нашу игру на следующей неделе. — Он ухмыляется. — Мне бы хотелось, чтобы ты за меня болела.

— В следующую субботу рынка здесь не будет. — Я пожимаю плечами, как будто от досады, но это не так. Это хорошо, и, вероятно, единственное, что удерживает меня от того, чтобы принять его предложение.

— Уверен, мы могли бы найти тебе другое оправдание. Хочешь познакомиться с премьер-министром? Элли придет посмотреть на игру на следующей неделе. Я мог бы вас познакомить, и она могла бы поручиться, что я не чудовище.

Мои щеки пылают.

— Я не считаю тебя чудовищем.

— Просто под запретом.

— Да.

Из-под куртки доносится негромкое жужжание. Он со стоном достает пейджер, секунду смотрит на экран, потом снова на меня.

— У меня так не получится.

Что ж, очень жаль, как грустно.

— Деваться некуда. — Я провожу ладонью по его руке, не обращая внимания на холодный электрический разряд, пронзающий меня при соприкосновении. — Извини. Мне, правда, пора.

— Ладно. — Он делает шаг назад и засовывает руки в карманы. Он снова хмурится. Будто напряженно думает.

Мне знакомо это выражение.

Он выглядел также, когда я пыталась оттолкнуть его в зале заседаний.

— Макс… — Я раздраженно выдыхаю, потому что знаю, неправильно говорить то, что я должна сказать. Я соглашаюсь на самую близкую правду. — Это опасно. Мы не можем притворяться, что правил не существует.

Он кивает.

— Значит, тебе нужно забыть о том, что мы сделали. Мне нужно забыть о том, что мы сделали.

Еще один кивок, и он хмурится еще сильнее. Он смотрит на землю, потом куда-то вдаль. Размышляя еще больше. Затем поворачивает голову к стадиону и резко выдыхает.

— Мы что-нибудь придумаем.

Я с трудом сглатываю. Этого-то я и боюсь.

Глава 8

МАКС

Сообщение, полученное во время разговора с Вайолет, было от одного из ординаторов больницы, поэтому со стадиона я направляюсь прямиком туда. Я на дежурстве, и сегодня утром во время ежедневного обхода мы решили оставить пациента с сотрясением мозга на выходные. Его родители подняли шум, желая забрать его домой пораньше, и ординатор хочет, чтобы я вмешался.

В любом случае, позже вечером я и так собирался приехать, но ясно дал понять всем, с кем работаю, что хочу быть в курсе абсолютно всего из ряда вон выходящего.

Отчасти это моя обязанность, как наставника, — трудно оценивать сотрудников, если я не вижу, как они выполняют все аспекты работы.

Но большая часть моих стремлений продиктована эгоистичными мотивами. Переступив порог больницы, я становлюсь другим человеком. Более спокойным, более готовым отдавать.

Со стетоскопом я нравлюсь себе больше, даже если веду жесткие разговоры.

После тревожного общения с Вайолет — и еще одного напоминания о том, что рядом с ней я не могу себя контролировать — я мог бы воспользоваться возможностью, отступив в единственное место, где непоколебимо профессионален.

Оставив хоккейную сумку на заднем сиденье внедорожника, направляюсь в педиатрию. Закатав рукава до локтей, переодеваюсь в халат в комнате за сестринским постом, затем проверяю доску с расписанием.

Два пациента на обследовании, но, кроме этого, с утра ничего не изменилось. Я отмечаюсь у ординаторов, затем вместе с младшим стажером спускаюсь в отдельную комнату в конце коридора, где Итан Болтон восстанавливается после падения со школьной лестницы — в комплекте с сотрясением мозга.