Дол Заповедный - страница 10

— Подожди, — тихо сказал Ворон. Он пристально посмотрел на бобыля. — Ты что, и вправду так думаешь?

— А чего ж нет? Да не я один. Прошлым летом сидел я, примерно, как с вами же, на Цне-реке. Мимо монах шел. Я ему поклонился. Он говорит: ты чего? Я ему, конечно, отвечаю, мол, я сам по себе. Он говорит: ну и дурак. Коли ярмо, говорит, снял, в бега ушел, не броди несмысленно, но рай природный, на земле тайной ищи. Я же, как вы, монаху на то отвечаю, что рай-де на небесах. Он в другой раз меня дураком обозвал и велел слушать.

И сказывал мне, что он у тверского епископа Федора служкой был и новгородского архиепископа Василия Калики послание читал. И в том послании прописано, что есть, мол, в дебрях, за горами рай божий, что глазами человеческими узреть можно и в тот рай войти и жить беспечально. Купецкие люди новгородские его же видели и там бывали.

— Сказки! — резко бросил Степан, — нет такого рая на земле.

Тут произошло неожиданное. Черноглазый с заволжской стороны, что все время сидел молча, вдруг сказал:

— Есть!

Все посмотрели на него. А Ворон спросил:

— А ты откуда знаешь?

— Слышал.

— Да ты кто? Из каких мест?

— Зовут меня Эмет. А сам я издалека. — Лицо его осталось спокойным, но прошла по нему как бы легкая тень. — Жил в степи. Степь широкая.

— А чего ж ушел?

Он усмехнулся:

— Да вы тоже ушли из своих мест. Или нет?

— Нам невмоготу стало.

— А мне, может, тоже невмоготу.

— А по-нашему говорить где научился?

— В Астрахань с караваном ходил. Там всякий народ встречается, и русских много — научился.

— А про рай на земле где слышал? Тоже в Астрахани?

Эмет покачал головой:

— Нет. Про то в степи слышал. Жил у нас когда-то мудрый человек, Асан-Кайгы. Всю жизнь он искал, где народу беспечально жить можно.

— Нашел?

— Одни говорят — нашел. Другие говорят — нет. А где только он не бывал! И в Семиречье, и на Алтае, и на Джаике, и еще во многих краях.

— Видишь! — зло ощерился Томила. — Даже Асан-Кайгы ваш — и тот не нашел, а ты говоришь: есть! Где же?

— Где-то есть, — твердо сказал Эмет. — Асан-Кайгы верил, говорил, — есть. Надо искать. Если нет — сделать надо.

Ворон взглянул на него с любопытством:

— Сделать, говоришь?

— А что ж еще остается? Уйти в дебри, в пустыню и из пустыни доброе место сделать. Жить, как аллах прикажет. И — никого не надо.

— Хо-хо! — засмеялся бобыль. — Придумал хорошо! Никого! Да вот беда — дотащатся!

— Кто?

— Слыхал, у нас царь есть?

— Слыхал.

— Ну, вот. А у вас?

— Хан.

— То-то и есть. То ли царь, то ли хан, а дотянутся. У них руки длинные.

— Нет, — Эмет упрямо покачал головой, — так уйти надо, чтоб никто не дотащился, ни царь, ни хан.

Помолчали.

— Хочешь с нами идти? — спросил Ворон.

— Хочу, — кивнул Эмет.

— Да мы сами не знаем, куда.

— Все равно. Лишь бы идти. На душе смутно. Богатые и сильные между собой воюют, бедным плохо.

— Нигде покоя нет. Бедных в полон берут, в рабы продают.

— В рабы продают? — переспросила Серафима.

— Продают, сам видел, — голос Эмета сделался глух, и говорил он будто через силу. — В прошлом году кайсацкие наши князья Байзин и Исван, и Окоун, и Кубакуш большой караван на север вели, и я с тем караваном шел. И до перевального городка дошли, и там торг был. И князья те наши — русским воеводам да купцам детей степных, от матерей, от отцов отнятых, продавали — Бидалу малого, тринадцати лет, за двенадцать рублей продали и Мурмеята, восьми лет — за девять рублей, и девочку Шундей, четырнадцати лет — за десять рублей. Ну? Еще что?

Последние слова он почти выкрикнул и так посмотрел на всех у костра, будто это они были виноваты.

— Ничего, — хмуро сказал Степан, — бывает, что и на сильных, да на богатых управу находят.

— Как?

— Был бы кистень, нож острый.

— Это и мы знаем, — согласился Эмет, — аркан, да лук тугой, да сабля, да глаз верный. Да все равно голову сложишь. Гулять недолго придется.

— Ничего, — сказал Томила, — зато душу отведешь, а повезет — и башка цела останется.

— Останется, если воля аллаха будет. Был у нас в степи Худояр-удалец. Поплакали от него князья-султаны. Спуску им не давал. С год, наверно, наводил на них страх. А потом вдруг пропал. Будто сквозь землю провалился. Никому не дался. Как пришел, так и ушел — неведом. Одни говорили — на север подался, другие говорили — на закат солнца.