Долги наши - страница 20

Стояла тишина. Поправляя пенсне, хозяин читал ордер.

Молчали за его спиной женщины, молчали выглядывающие из дальних дверей горничные и лакеи.

Ордер в руке Прохорова дрожал, но когда он обратился к Надежде, то казался спокойным и ироничным.

— Ну, а если я не подчинюсь этому ордеру?

— Вы человек не глупый… — начала Надя.

— Благодарствуйте, — саркастически усмехнулся он, поклонившись.

— …ваш дом будет занят силой, — закончил вместо Нади Василий.

— Гм…

— Вы в этом сомневаетесь?

— Нет, нет, что вы, — так же саркастически произнес хозяин, — у меня ни малейших сомнений. Когда товарищи комиссары прикажут нам «выметаться», как у вас говорят?

— Сегодня. Вы можете забрать все свое личное имущество. А дом с настоящего момента является собственностью Советского государства. Где тут у вас что расположено?

— Ну, что ж… Пройдемте, я покажу вам вашу новую, благоприобретенную собственность… прошу…

Он двинулся вперед, Надя и Василий следом. Слуги прятались по мере их приближения. Мелькнула голова повара в высоком накрахмаленном колпаке.

Плачущую хозяйку горничные увели во внутренние покои — готовить к отъезду.

— Это вот малая гостиная, здесь курительный салон… — говорил теперь уже бывший хозяин особняка, проходя по дому. — Это столовая, буфетная, здесь зал, за ним еще одна малая гостиная… мебель ранний чепендель… прадед мой привез.

За полураскрытыми дверями, мимо которых они проходили, мелькали еще разные помещения — обложенная белым мрамором ванная комната, бассейн, лакейская…

— Осторожно, лестница, не споткнитесь… это спальные комнаты детей… Здесь переход — секретарская, кабинет мой…

Пол огромного, двусветного кабинета был затянут зеленым бобриком.

В глубине комнаты возвышался могучий сейф. Обтянутые кожей стулья стояли у стен и в промежутках между книжными шкафами. Перед столом — глубокие кожаные кресла.

На столе поверх бювара — видно, забытый хозяином — матово поблескивал вороненый браунинг.

— Скажите, молодой человек, и вы, барышня… извините — гражданка… Я просто хочу понять вас. — Глаза хозяина поблескивали, щека дергалась в тике. — Неужели вы думаете, что можно так, безнаказанно грабить людей, отбирать их дома, их фабрики, то, что создано нашими силами?..

— Ну, положим, — сказал Василий, — некоторое участие в создании ваших фабрик и домов принимали и рабочие…

— Не думайте, не надейтесь, что это пойдет вам впрок… — дрожа, говорил Прохоров.

— Странно, — сказала Надежда Василию, — нам говорили, что хозяин Трехгорки человек умный, просвещенный.

— Был, был, был… был когда-то, — повернувшись к Надежде и ощетинясь, говорил хозяин, — был… Это вы меня таким сделали.

Василий между тем взял браунинг со стола:

— Игрушку придется изъять. Мы ее в опись включим…

Зло сверкнул взглядом Прохоров в сторону Василия.

И вот — ночь. Опустевший дом. Щелкая зажигалкой, Василий запирал изнутри массивную входную дверь.

В доме стало холодно. Окна покрылись льдом, сквозь который пробивался лунный свет.

Василий шел по дому, в котором остались только опустошенный сейф с раскрытой дверкой, рояль в гостиной да большое стенное зеркало.

Он трогал холодные радиаторы парового отопления.

Надежда, стоя в гостиной у рояля, прикасалась пальцами то к одной клавише, то к другой. Кажется, ей даже удавалось подобрать нечто похожее на первые такты какого-то вальса.

Силуэт Надежды был четко вырезан на фоне большого зеркального окна.

— Может быть, пойдешь домой, Надежда?.. Я бы тут один посторожил… замерзнешь…

На светлом фоне окна было видно, как Надя покачала головой и маятником качнулась ее тяжелая коса.

Василий зажег свечу, воткнул ее в пустую бутылку и поставил на подоконник.

При ее мигающем свете Надя рассматривала свое изображение в зеркале.

— Ты мои драгоценности видел? — спросила она, достав из кармана и показывая на ладошке две большие, «цыганские» серьги.

— Знаю я их, материнские… — ответил Василий, — ты в них еще девчонкой другой раз бегала.

Надежда вдела серьги в уши и, помотав головой так, чтобы они раскачивались, стала сама себе строить перед зеркалом рожицы.

— Не надо, — сказал Василий, — они вправду очень идут тебе… И как тебе хорошо в этой кожанке…