Дом на берегу - страница 7

стр.

. Вот на этой поскотине сойдутся. Деревня на деревню. Наши вместе с костоусовцами. Кузята вместе с черноголяшинцами. Чё дерутся, не поймешь. Все прясла разберут. Только колья трещат. Мы с девчонками пошли. Слышим, уж кричат: «Ваську вашего избили». Я побежала домой, реву. Папка пошел за им. А его затащили в ограду, в коробок под крышей бросили. Избит. Как баран, весь в крове. Папка потащил его домой. Я реву. Крови-то боюсь. Его-то жалко. Думаю, папка дома ведь еще добавит. Ой, беда с им.

Хресно-т Василей у нас всех бойчея был. Ондрий — тот боялся. Степан тоже не так. А хресно-т Василей смелой был. Все говорили: «Кто за Ваську у Киселевых пойдет взамуж? Он вон чё дерется дак».

За его много раз ездили сватались. Всё туда в Бруснята. Дома договариваются. Если не надо невесту, дак он сидит, крутит в руках шапку. Перебират, перебират. Тожно выходят на улицу, советоваться. Ну, он все и крутил шапку-то.

Потом поехали свататься за эту Настасью. Приехали в Бруснята. А наших-то чё, много было. Всей Киселёвшиной приехали дак. Раздеваются под порогом-то. «Сватовья, лопать-ту[8] у нас примите, — Петро Степанович говорит. — Куда лопать-ту девать?» На их дохи меховы на всех. Шапки тоже меховы. Оне и предлагают, штоб у их взяли лопать-то.

А оттуда поехали, тоже… Раньше празднично-то запрягали: летом — малинькой ходок, а зимой — малиньки санки. Мелконьки таки саночки, как раз только на двоих. Дак оне в эдакой-то одеже сколь раз вылетали из санок-то. Приехали, хохочут. Двенадцать километров от Бруснят-то, дак попадали сколь-нибудь. А чё, в экой-то одеже выпадут, дак не чувствовалось холоду-то. На всех дохи. Чесанки на всех праздничны, с галошами. Дома валенки, а куда выходить — дак чесанки. «О, он чё-то ходит в валенках, у его, наверно, и чесанок-то нету». Это значит, вроде он и бедно живет. Што чесанок-то нету.

Ладно, высватали. Ну, дом хороший у их, я ездила тоже к невесте-то в гости. Меня ведь везде вытаскали. Все деревни проехала. Высватали. Свадьбу зыграли. А хресно-т Василей… Там у нас вдова была, Еленой Брякалкой звали. Шибко языком брякала. Хресно-т просил у ей самогонки, она самогонки не продала. Ну, он и выхлестал у ей окошки. Три окошка вышиб — три месяца дали. Посадили. Он тут где-то сидел, недалёко. Мама с папкой поедут к ему. Приедут, рассказывают: «На, чё он там. Оне не сидят, оне пируют вместе с начальством. Щетки делают да продают. Чё им…»

Ну, молодая-то уехала гостить в Бруснята. Погостила, смотрим: приехали на двух лошадях. За багажом приехали. Дескать, конфузно, за тюремщика. «Чё, она не живала за тюремщиком-то…»

Забрали багаж, увезли. Мама ревет. Поехали к ему: «Ну, чё вот ты счас?» — «Ну чё… Одна уехала, десять найдется». Чё, мужики-то не больно тужат.

Осенью поехали свататься в Кислову. Кто-то нахвалил: «У Табаниных девка шибко красива». Ну чё… Мария молода-то шибко была красива. Мама ворчит: «Ну, где она пойдет за розженю, за его…» Поехали. И с первого разу высватали, готово дело. Мама приехала, возмущатся. Разговаривают с Матреной: «Не знаю, чё будет, с одново разу высватали дак…» По многу раз ездят, дак как будто бы надежно.

Высватали. Вот поехали к невесте в гости. Василей, значит, поехал. Степан. Я. Мария, теты-то Дуни старша дочь. Тёмко, Коли Марешонка, нас повез. На вечеринку туда. Сидим за столом. Вдруг под порогом драка. Ножи втыкают в косяки да и только. Я так-то драки боюсь, а тут вовсе. Наши робята пошли на улицу. Я кричу: «Не ходите». — «Успокойся. Ты нас знаешь? Успокойся». Вышли там, а у их всегда свой наган почему-то был. Оне вышли на крылечко, выстрелили раза два кверху. Все. Тишина. Никого больше не стало. Тихо. Хресной Василей сказал народу: «Счас гуляйте». Так и гуляли. Светать начало, мы тожно домой поехали.

Женили хреснова Василья. Но оне у мамы чё-то мало пожили. Знать-то, с полгода, не больше. Мамы с папкой где-то не было. Робята из мастерской пришли на обед. Значит, Василей и Степан. Оне поели, потом мы давай. Сели ись. Мария после которого-то из их да вздумала чашку вымыть. Матрена на ее: «А чё, робята-то у нас поганы, што ли? Чё ты не пьешь из чашки-то? Зачем?» Ну чё? И все. Мама приехала, Мария говорит: «Я жить не буду». Ну и ушли. А Матрена-то до краю тут жили. Потом уж начали все разъезжаться.