Дом в ноябре - страница 6

Мэллори кивнул с закрытыми глазами. Он послушал, как Эверетт закрывает саквояж, на цыпочках выходит из комнаты, открывает дверь, закрывает её, как щёлкает замок.

Он выждал минуту, сел на кровати и выбросил зажатую в кулаке пилюлю в камин.

– Иллюзии, да? – пробормотал он. – Мы с этим разберёмся...

Топор обнаружился под лестницей в подвал, среди прочего садового инструмента. Поднимаясь на верхний этаж, Мэллори изучал гладкую стену, где когда-то была дверь в комнату Лори. Была ли там слабая, прерывистая линия, почти неуловимая неправильность на поверхности штукатурки? Он не был в этом уверен. Но был способ этот проверить. Он поднял топор и обрушил его на стену.

Топор врезался в стену с солидным бум!, отдавшимся в руки. Штукатурка треснула и полетела в разные стороны, обнажив серую, похожую на бумагу, поверхность. Он врубился в неё, без усилий отбивая большие куски. Это был лёгкий плотный материал, похожий на оболочку осиного гнезда. Один фрагмент упал внутрь, сквозь дыру проник тусклый свет. Мэллори встал на колени и увидел угол кровати, ковёр, оклеенную бумагой стену и заклеенное окно. На всех предметах лежала плотная тень.

– Ничего там нет, ага.

Он по новой набросился на стену, расширил отверстие и пробрался внутрь. Он был в комнате Лори.

На комоде и прикроватном столике толстым слоем лежала пыль. Бумаги и книги в беспорядке валялись на столе. Он открыл дверь платяного шкафа. С вешалок свешивалась пыльная одежда Лори. Он прикоснулся к бледно-голубому свитеру, который Джилл подарила дочери на её последний день рождения.

– Лори, – прошептал он, – где же ты?

Его взгляд упал на тоненькую книжку, лежавшую на полке: выпускной альбом. Он поднял его, пролистал страницы с расположенными в ряд фотографиями. И её фото было там среди прочих, её улыбка и светлые волосы. Он вырвал фотографию, сложил пополам и убрал в карман рубашки.

Он покинул комнату, прошёл по обломкам штукатурки, усеивавшим прихожую, безотчётно стараясь на них не наступать, чтобы не испачкать пылью ковёр.

– Начни с самого верха, – сказал он себе. – Проверь весь дом. Посмотри, что ещё в этом деле брехня.

Чердак выглядел как обычно: длинные косые лучи раннего солнца пробиваются сквозь запылённое окно и ложатся на старый ковёр, древние чемоданы, картонные коробки, набитые неразличимыми осколками прошлых жизней: сломанными игрушками, старыми латунными лампами, вытертой велюровой мебелью. Старый добрый фронтирный «Кольт» 44-го калибра в чёрной кожаной кобуре висел на крючке. Он снял его. Было видно, что гильзы проржавели. Никак не узнаешь, будет ли он стрелять, пистолет двадцать лет никто не трогал. Он зарядил оружие и прицепил его на пояс.

Комнату за комнатой он проверил весь остальной дом. Всё выглядело совершенно обычно, только изрядно запылённо и кровати были не застелены. Полки в кладовке были заставлены выстроившимися по ранжиру упаковками мыльных хлопьев, моющих средств, каких-то собачьих кормов, бумажных салфеток (Джилл их ненавидела), диетических хлопьев, консервированной мамалыги и сладкого картофеля. На заднем крыльце валялась куча картонок.

Он обнаружил бутылку виски и налил себе что-то около четырёх унций. Скотч немного прочистил ему мозги. Однако тело по-прежнему словно онемело, как большой палец в тот короткий момент, когда молотком ты по нему попал, а настоящая боль ещё не пришла. На скрученном настенном календаре дни ноября были зачёркнуты вплоть до пятнадцатого.

Он прошёл в спальню, посмотрел в окно. Аккуратная улица был тиха. Видно было лишь несколько машин, припаркованных на подъездной дорожке или у обочины. Выглядели они слегка пыльно, так, будто некоторое время на них никуда не ездили.

Опавшие листья лежали на мостовой и тротуарах непотревоженные движением. Он прошёл к телефону в прихожей, снял трубку и послушал ровное гудение тонального сигнала. Он набрал ноль. Когда прошло двадцать пять гудков, он положил трубку.

Он включил телевизор. Спустя пол-минуты динамик затрещал. Он покрутил настройки: помехи на всех каналах.

Он взял из шкафа пальто, прошёл к чёрному ходу и выглянул в сад. Утреннее солнце лежало на спящих цветниках, облетевших кустарниках, высохшей траве. Внутри живой изгороди щебетала птица. Он покинул дом, быстрым шагом направившись в гараж. Ворота были заперты. Через окно был виден двухлетний Бьюик. Из-за темноты внутри на сто процентов уверенным было быть нельзя, но по всей видимости одно из передних колёс практически полностью спустило.