Дом вампира и другие сочинения - страница 22

Двое друзей сидели на верхней палубе, закутавшись в плащи.

Вдали, в тумане, испускал сияние Эмпайр Сити.

— Слушай, Эрнест, ты должен что-то сочинить, как в старые времена. Твои уста запечатаны; может, ты все еще думаешь о Кони Айленде?

— О нет, ветер все унес. Я чист. Я очистился. Жизнь проходит мимо. Она поцеловала меня, но не оставила следа.

Он взглянул в лицо друга. Их руки встретились. Они остро и радостно почувствовали красоту ночи, красоту своей дружбы, красоту города перед ними.

Затем губы Эрнеста зашевелились, и зазвучал его голос — мягко, музыкально, с какой-то странной, сдержанной страстью:

Он замолк. Корабль скользил по водной глади. Долгое время никто не проронил ни слова. Наконец, Джек нарушил молчание: «Не собираешься ли ты стать лирическим голосом города, чтобы выразить всю его тоску, все желания; все мечты, воплощенные в стали, и мысли, воплощенные в камне?»

— Нет, — просто ответил Эрнест, — пока нет. Удивительно, на какие впечатления откликается мозг. В доме Кларка, в атмосфере, которая кажется вдохновляющей, вдохновение не посещает меня. Однако когда я сидел с этой девицей, у меня родилась идея — поистине отличная идея, просто великолепная!

— Это будет про нее?

Эрнест улыбнулся.

— О нет. Лично она не имеет к ней никакого отношения. По крайней мере, прямого. Это было какое-то смятение — в крови и в мыслях. Что-то витало в воздухе. Не знаю, что именно.

— Что это будет? — спросил заинтригованный Джек.

— Пьеса. Замечательная пьеса. Ее героиня — принцесса. Маленькая Принцесса с желтой вуалью.

— А каков сюжет?

— Этого я тебе сегодня не скажу. Собственно, я никому не скажу ни слова. Это станет сюрпризом для всех. Публика будет покорена.

— Ты думаешь, ее поставят?

— Если я не слишком ошибаюсь, ты увидишь ее на Бродвее в течение года. И, — добавил он снисходительно, — я предоставлю тебе два места в ложе на премьеру.

Оба рассмеялись при этой мысли, и их сердца учащенно забились.

— Я надеюсь, ты побыстрее ее закончишь, — заметил Джек несколько минут спустя. — В последнее время ты почти ничего не написал.

— Как раз об этом я думал, когда ты вчера приехал. Это и есть причина подавленного настроения, в котором ты меня застал.

— Действительно, — Джек оценивающе взглянул на Эрнеста. — Однако сейчас твое лицо сияет. Похоже, твоя идея сильнее разгоняет твою кровь, чем поцелуй девушки.

— Слава Богу! — заметил Эрнест со вздохом облегчения. — Могучие силы во мне пробудили мысль. Страсть может в одну секунду схватить нас за горло; нас истязают желания, нашу душу пожирает пламя многих страстей; но радость творчества — вот высшая страсть.

Казалось, работа приносит Эрнесту такое же наслаждение, какое получает обычное животное по имени человек от плотских удовольствий. Игра воображения давала ему чувственное удовлетворение, словно близость с женщиной. Его глаза сверкали. Мышцы напрягались. Он был охвачен радостью творчества.

Однако, очень часто сугубо житейские причины, словно камни, привязанные к крыльям птицы, сковывали творческий полет. Журналы ожидали его рецензий, и он не мог заставлять их ждать — они давали ему заработок.

Тем не менее, посреди забот о хлебе насущном пьеса продолжала расти, сцена за сценой. По ночам он плел ткань своих фантазий, где переплетались нежность и жестокость, тяжелые запахи восточных благовоний и линии его собственной жизни. Любое истинное искусство — в какой-то степени автобиографично. Это, однако, не подразумевает непременного раскрытия подлинного «я» художника, но миллионов его потенциальных личностей. Ах, эти наши потенциальные «я»! Иногда они прекрасны, иногда отвратительны, но всегда завораживают. Они открывают для нас рай, но они же грозят адом, готовым разверзнуться под ногами.