Дом вампира и другие сочинения - страница 55
, крепкого и здорового мальчика. Книгу Холланд посвятил своей жене.
Вивиан был воспитан иезуитами. В знак протеста против семьи матери он обратился к Риму. Сам Уайльд скончался в лоне Церкви. Возможно, как утверждает один его школьный товарищ, предоставивший свои воспоминания для книги, «Уайльдом всегда управлял минутный каприз». Однако его обращение не было «капризом». На Уайльда сильно повлияло Оксфордское движение[41], что видно из писем, приведенных в книге. Его всегда завораживали церковные ритуалы, и он, фигурально выражаясь, сидел у ног кардинала Ньюмена[42].
Религиозные взгляды Уайльда нашли художественное воплощение в его стихотворениях и в «De Profundis». Вивиан открыл для себя этот замечательный документ, будучи уже молодым человеком. «Баллада Редингской тюрьмы», шедевр Уайльда, была опубликована в 1898 г. Вивиану она попалась на глаза лишь через семь лет после того, как завоевала весь мир. Миссис Уайльд, возможно, вообще никогда ее не видела. «Потому что, — замечает Вивиан, — заговор молчания вокруг моего отца был очень хорошо организован, и я сомневаюсь, что кто-либо привлек бы ее внимание к ней [балладе]».
Когда один добрый иезуит сообщил Вивиану о смерти отца в 1900 г., мальчик был потрясен, так как считал, что того давно нет в живых. Ему пришлось сочинить фантастическую историю, чтобы объяснить школьным товарищам эту вторую смерть. С мальчишеской гордостью Вивиан носил в школе траурную повязку. Однако, когда он попал к дедушке с бабушкой, те заставили снять ее.
Уайльд как-то сказал: «Сначала дети любят своих родителей; взрослея, они начинают судить их; иногда они их прощают». Вивиан — почти простил.
«Я не пытаюсь защитить поведение отца, однако считаю, что назначенное ему наказание было неоправданно суровым. И я говорю не только о тюремном заключении; я говорю о фактическом запрете всех его произведений, остракизме и оскорблениях, которые ему пришлось вынести за немногие оставшиеся годы. Сегодня наихудшие черты викторианского лицемерия исчезли, и моего отца не затравили бы до смерти, как это произошло 50 лет назад. Под самодовольной маской того века таилось лицемерие, и люди, которые громче всех осуждали отца, зачастую вели жизнь, которую менее всего можно считать образцовой. Ничто так не вызывает негодования у грешника, как грехи иного порядка со стороны другого человека, за исключением, вероятно, аналогичных грехов».
Доживи Оскар Уайльд до наших дней, сейчас ему исполнилось бы 100 лет. Гиацинт Уайльда, чья «сотканная из тонкого золота душа странствует между страстью и поэзией», лорд Альфред Дуглас умер почти десятилетие назад. Настало время, когда можно открыто поговорить об этих двух людях и их романе, который вдохновлял их и разрушал их. Это был великий роман, опороченный светом и запятнанный бурными ссорами между двумя друзьями. Будучи эмоционально неустойчивыми людьми, они то любили, то ненавидели друг друга. Однако, в конечном итоге, побеждала любовь. Психоанализ дает нам ключ к чередованию вспышек любви и припадков ненависти, характерному для их дружбы. Фрейд изобрел магический термин «амбивалентность». Он учит, что любовь и ненависть являются взаимозаменяемыми, равнозначными понятиями. За любовью, которую один человек испытывает к другому, почти всегда скрывается ее противоположность — жестокая ненависть, которая может внезапно вспыхнуть. Аналогичным образом, ненависть является оборотной стороной медали; другой стороной может быть любовь.
Я никогда не встречался с Оскаром Уайльдом. Мне было всего 15 лет, когда он умер. Но я на всю жизнь был очарован его остроумием и поэзией. В 1907 г., опубликовав свой первый сборник на английском языке «Ниневия и другие стихотворения», я шокировал интервьюера добропорядочной «Нью-Йорк Таймс», когда заявил: «Три человека вызывают мое наибольшее восхищение: Христос, Наполеон и Оскар Уайльд». Каждый из них, как я считал, являлся наивысшим образцом и жертвой идеала в сфере Этики, Энергии и Эстетики. Пятью годами ранее, в нежном 17-летнем возрасте, я впервые встретил большого друга Уайльда, лорда Альфреда Дугласа. Несмотря на перерывы в нашем общении, мы оставались друзьями до самой его смерти.