Дом вампира и другие сочинения - страница 57

).

Для обоих поэтов было бы лучше, если бы Дуглас «после [этих] слов уже не рассуждал», однако он это сделал, когда стрела, выпущенная Уайльдом из могилы, устремилась ему в сердце.

Оскар был старше Альфреда на 16 лет. На фотографии он смотрится не слишком привлекательным. Его остроумие был легким, а фигура — тяжеловесной. Дуглас, напротив, выглядит, как молодой фавн. Браслет, который он носил, в те дни казался признаком изнеженности. Сегодня, когда все мужчины носят наручные часы, такого впечатления уже не возникает. Почти женственная красота Бози привлекала как мужчин, так и женщин.

Прежде чем я попытаюсь проанализировать интимную близость между Оскаром и Бози, необходимо постараться понять их личности в свете их собственного лирического само-откровения. Уайльд, несмотря на все позерство, был моралистом, который тщетно пытался задушить свою совесть. Дуглас, несмотря на отвращение к «греху» (после своего обращения к Риму), всегда оставался язычником. Я сформулировал эту теорию почти 30 лет назад в двух эссе, написанных для издательства Гальдемана-Джулиуса[47], и в дальнейшем остановлюсь на ней. Дуглас в своей «Автобиографии», опубликованной несколькими годами позже, с одобрением воспринял мою гипотезу. Он откровенно признался, что не рассматривал свои сексуальные отклонения как «греховные» до обращения к католицизму, в то время как Уайльд, постоянно осознавая, что делает что-то «плохое», получал извращенное удовольствие от своих пороков, потому что они противоречили нормам морали.

В 1895 г. Оскар Уайльд был приговорен к тюремному заключению; три десятилетия спустя его приговорили к бессмертию. Еще до окончания первой четверти XX века здравомыслящие американские критики провозгласили его «самым молодым из классиков». Они не могли признать его «самым старшим из современников». Он принадлежит прошлому по темпераменту и по традиции.

По сравнению с Браунингом и Харди, Уайльд явно старомоден. Он являемся представителем более старой школы мысли, которая принимала свою философию и мораль в готовом виде. В глубине души Оскар Уайльд верил в старые нормы морали. Если отбросить всё его позерство и парадоксы, Уайльд оказывается моралистом. В этом его секрет и его трагедия.

Блестящие парадоксы не могут успокоить совесть Оскара Уайльда, страдающую от конфликта между общепринятыми нормами морали и запретными устремлениями натуры. Страстное желание оправдать себя выражается в его творчестве в различных направлениях искусства. Он экспериментирует с эссе, поэзией, романом, комедией и трагедией, одержимый стремлением доказать самому себе, что он — мужчина.

Комплекс неполноценности, проистекающий из сознания собственной бисексуальности, исцелить который не помогает понимание ее биологического обоснования, толкает его на яркое самовыражение и в литературе, и в жизни. Это делает его бесподобным собеседником, автором самых блестящих эпиграмм того времени. Это источник его дерзости и его гениальности.

Самоуверенность Уайльда — маска, скрывающая слабость. Его парадоксы являются скрытым одобрением установленного порядка. Когда этот порядок падет, острота парадоксов притупится. Они станут просто непонятными. Человек, оспаривающий закон, остается его рабом в не меньшей степени, чем тот, кто его защищает. Проницательный и остроумный Честертон понимал верность этого утверждения. В его романе «Шар и крест» католик и убежденный атеист готовы сражаться на дуэли по поводу существования или несуществования Бога. Они — единственные люди во всем Лондоне, которые принимают религию настолько серьезно, что рискуют жизнью ради своих убеждений.