Доменная печь - страница 12

стр.

Отпихнулась она от барьерчика и замахала руками.

— Что вы! Что вы! Разве вы одни у меня?..

Вильнула хвостом — и лови ее. Побродили мы по городу, газету почитали, вечером в клуб сходили, а в десять утра опять у барьерчика. Мимо бегут, идут. К каждому столу сел человек, а стриженая явилась только после одиннадцати. Мы к ней.

— Да, да, да, — задакала, — не волнуйтесь, помню...

Разделась, села к столу. Тут чай стали подавать. Кинула она в стакан сахарину и ну мешать, мешать да ложечкой к губам. Положил я на барьерчик руку и говорю:

— Товарищ Соловейчик, мы ждем...

Повернулась она и отмахивается.

— Ищут ваши бумаги, раньше двух не будет...

Мне даже руки свело, а Крохмаль шепчет:

— Не кипятись, тут хранится не только наше, а тысячи дел.

Ладно. Побродили мы, являемся в два часа, стриженая и не глядит.

— Скажи ты ей, — говорю Крохмалю, — а то я вспылю...

Наваливается он на барьерчик и зовет ее. Вспрыгнула она со стула да к нам.

— Крайне бессмысленно с вашей стороны беспокоить людей. Я оторвала ради вас человека от работы, все дела перерыла...

Честит, честит нас, будто мы дегтю налили ей в чай. Я одернул ее. Она раскраснелась и завязывает нам узелок.

— У меня, — говорит, — нет никаких ваших бумаг, я никогда не получала и не видала их…

Мы так и ахнули.

— Как нет?

— Очень просто, — говорит, — нету.

— Так зачем же вы сутки держали нас? — спрашиваем и бежим к Гаврилке.

Поймали его, объясняем. Он слушает, ногами перебирает, дакает, а сам, видим, ни бельмеса не понимает. Сяк, так — вдолбили мы ему и радуемся: понял, мол. Ждем, что скажет. Потер он лоб, пенснишки поправил на носу и разводит руками.

— Ну, что ж, товарищи, делать? Ищите копии бумаг и начинайте вновь...

У меня на спине пот выступил.

— Как, — говорю, — вновь? Ведь на это месяцы уйдут.

— Ну, что же? — говорит. — А вдруг бумаги пропали?

— Так что же, что пропали? Ведь следы от них у вас есть? — спрашиваем.

— Не знаю, не думаю...

Видим, получается канитель, и кидаемся к товарищу Федорову. Тот взъярился да к Гаврилке, от Гаврилки за барьерчик — и ну взгревать эту самую Соловейчик: да вы знаете, спрашивает, как партия на такие вещи глядит? Соловейчик на дыбы да в крик.

— Я не обязана, — кричит, — нотации от вас публично выслушивать!

Слово за слово — унял ее товарищ Федоров, а толку никакого. Три дня бегали мы из комнаты в комнату, от стола к столу — входящие, исходящие шевелили. На четвертый день нашли разносную книгу с распиской Гаврилки: он получал бумаги. Мы к нему и суем под все его четыре глаза его же расписку: вот, мол, где рак зазимовал. Он заиграл плечами.

— Верно, — говорит, — я расписался, не отрицаю, но бумаги хранятся там, — и кивает на комнату рядом.

— Пойдемте, — говорим, — туда вместе с нами.

Пошли мы с ним и опять прилипли к барьерчику, к товарищу Соловейчик. И просили ее, и разными резонами урезонивали, — нету, твердит.

Стали мы управу искать на нее. Все удивляются, сочувствуют, а толку никакого. Озверел я и думаю: «Ну, погоди». Улучил минуту, остановил Соловейчик в коридоре, забил ей в уши с десяток слов насчет дисциплины, а напоследок как цыкну на нее: если ты, мол, дорогой товарищ, через два часа эту канитель не прекратишь, сегодня же Ленину напишем... Закричала она, а я ближе к ней: кричи, — говорю, — не кричи, а будет так, как я сказал. А пока всего хорошего.

Приходим через два часа. Я откашлялся и вежливо так, будто вальс пришел танцовать, спрашиваю:

— Ну, как, товарищ Соловейчик, нашли?

Встала она, взяла со стола бумаги и к нам.

— Да, вот... Они попали не в ту папку, где им следовало быть. Вы уж извините за оплошность, это иногда бывает...

— Видим, — говорим, — что бывает, эта ваша бывальщина немало крови испортила нам, будь она трижды неладна, век будем помнить ее...

IX. ВЕСЕЛЫЙ РАЗГОВОР

В центре решили послать к нам на завод комиссию. Мы с Крохмалем ворчим, но торопимся. Приезжаем, бурьян на заводском дворе вырван, цехи подметены, станки вытерты, старье собрано. Повеселел я, иду к инженеру.

— Ну, как идут наши дела? — спрашиваю.

Он вскинул одно плечо к небу, другое опустил к земле и говорит:

— Неважно, знаете, дела идут. Необходим полный ремонт домны, а толковых работников мало. Я вот обдумаю все, тогда видно будет...