Донская повесть. Наташина жалость [Повести] - страница 12

— Ну, ребята, теперь держись, — насмешливо крикнул он, — сама власть приехала!

Филипп усадил Захарку рядом с собой, подсунул ему ложку:

— Уж раз ты, брат, пришел к нам работать, то и полднюй с нами… Что? Не хочешь? Чудак, ты знаешь, кто нам стряпает? Сама лисичка-сестричка. То-то! И хлебы она испекла. Она на все мастерица.

Захарка ел и удивлялся: никогда дома таких сладких хлебов не пекут.

— А будешь ли ты водить быков — этого я не знаю. Об этом нужно у них самих спросить. Захотят ли они ходить рядом с тобой. Да и боюсь, как бы ты им ноги не поотдавил. Как? Не разговаривают? Они, брат, иногда разговаривают: наступят тебе на ногу, вот ты и заговоришь не тем голосом. Нешто верхом на рябого тебя посадим?

— Да ведь у него рога-а! Филипп захохотал:

— Ну что ж что рога. Рога на голове, а на спине — нету.

И Захарка согласился.

Идя за плугом, Филипп кидал в сторону Арчаковых косые вороватые взгляды. Они гнали первую борозду. Передних быков вела Варвара, колесных — Семен, а сам Арчаков управлял плугом. Филипп выждал, когда на него никто не смотрел, и незаметно помахал Варваре рукой. Она глядела в его сторону и ответила тем же…

Вдруг Арчаков заорал на все поле:

— Цоб, цобе, куда там поехала!

И Филипп понял: Варвара засмотрелась и увела в сторону. До самого конца загона Филипп шепотком поминал «топтуна», посылая ему всяческие проклятия и пожелания скорее околеть, а Варвару называл самыми нежными, ласковыми именами, какие только мог придумать.

Филипп хорошо знал, что Варвара сама не рада, что попала в приемные дочери к такому отцу. Арчаков был «жила», как казаки называют. Батраки у него не знали ни дня, ни ночи. Вместе с ними работала и Варвара. Еще до службы она жаловалась Филиппу: «Измучил, никак не дает отдохнуть. Людям и праздник, и все, а мы только и знаем, что ворочаем».

Помнит Филипп: бывало, осенью, когда готовят под зябь, ночь темная-темная, под рукой быка не видать, никто уже не пашет, все отпрягут, а над загоном Арчаковых неумолчно висит: «Цо-об! Цобе-е!» Укроешься с головой, чтоб не слыхать этой тягучей тоски, заснешь; потом проснешься, и еще раз уснешь и проснешься, а они все цобекают. А на заре, когда отец пригонит с ночевки быков и разбудит запрягать, Арчаковы, оказывается, уже пашут, поднялись до света. Люди удивлялись: «И леший их знает, когда эти арчаковские работяги спят, — и ночь работают и встают всех раньше». Или еще: в сухой, засушливый год по суглинистым мысам как ни паши, как ни боронуй, а всегда на загонах остаются комки. И все знают, что от этих комков никуда не денешься: сколько ни гоняй по ним бороны, все равно не расшибешь. Арчаков же додумался стаскивать комки руками. Боронуют, бывало, батраки и, надрываясь, таскают комки на межи.

Когда Филипп с Андреем второй раз подъезжали к концу пашни, там стояли Арчаковы и Яков Коваль. Семен орудовал у плуга ключом, — видно, пересаживал чересло; Варвара от нечего делать чесала подручному быку шею. Коваль вышагивал по своей полоске, в одну кучу стаскивал выволочки. Атаман, размахивая распущенной саженью, вымерял загоны: сперва свой, потом Якова Коваля. Ему показалось, что полсажени земли у него не хватает.

Когда в большом, не тронутом плугом поле вырезают для пахоты деляну, в одном конце ставят маяк — длинный шест, а с другого на этот шест ведут плуг. Первая борозда всегда бывает немножко извилистой: нельзя провести три-четыре пары быков по прямой линии.

Осенью полоску Коваля пахали первой во всем поле. Самого Якова там не было. Когда гнали первую борозду, быки, как видно, вильнули у конца загона, и плуг на шаг захватил арчаковской земли.

Атаман промерил один раз, повернул в другой. Но вот он крутнулся, отбросил сажень и, вскинув руки, подбежал к Ковалю, захрипел:

— Ты… зачем перепахал мою землю?

Коваль только что поднял охапку выволочек. Охапка получилась неумеренно большой, тяжелой. Длинные коренья аржанца тащились вслед за ним, путались в ногах. Неся к куче, он наступал на них, спотыкался.

— Ах ты, хохлацкая харя… ты и слухать не хошь! — Атаман размахнулся, присел и всею силой ткнул его кулаком в бок.