Дорога издалека. Книга 2 - страница 7
— Братец, ведь проголодались мы, поверь! Если не велишь ехать дальше, распорядись, чтоб дали поесть, — обратился Шерип-Кер к тому, кто их задержал.
— Нету ничего! — сердито бросил тот. — Подождать придется. Вон, старший скажет, как быть…
Он кивнул в сторону бугра, на котором возвышался всадник с биноклем.
— Ну, если ничего нет, — продолжал Шерип, — то, как говорится, бедняк и одним пловом насытится… А мы, уж так и быть, халвой. Вон с тем караваном, что недавно ты сюда пригнал, двое торговцев халвой, я их знаю. Поди попроси у них.
Секунду подумав, разбойник молча кивнул, затем они вдвоем направились к костру, возле которого грелись караванщики, приведенные в числе самых последних.
— Говорят, халвой промышляете. Дай-ка вот этим, проголодались они! Взаймы либо еще как… Не то мы сами возьмем.
Старший из караванщиков, узбек Омуркул, родом из Келека под Бешкентом, тощий, с густыми клочковатыми бровями, козлиной бородкой, учтиво изогнулся и зачастил:
— Будь по-вашему, ака, будь по-вашему! Сами дадим, сейчас хурджун развяжем…
Пока он кланялся, приговаривая, один из его спутников молча развязал пестрый хурджун, достал завернутый в промасленную тряпицу круг кунжутной халвы. Омуркул с поклоном протянул его Шерипу.
— Сочтемся, — еле слышно проговорил Шерип, кланяясь. И не успел он отойти от костра, послышался чей-то голос:
— Добрый человек! — Это от дальнего костра подошел караванщик, заметивший, что тут можно поживиться. — Добрый человек! Вот бы и нам кусочек. Проголодались, с утра крошки не было во рту.
Омуркул, отмахиваясь от просителя, поскорее завязал хур-джун с халвой. Шерип между тем разрезал ножом халву на две половины, затем, подойдя к своему ишаку, сунул одну половину в хурджун: «Это ребятишкам». А другую понес своим товарищам.
Однако не успели вскипятить чай, как опять послышался голос, уже знакомый Шерипу:
— Добрые люди! Сжальтесь!..
Все шестеро обернулись. Возле них был тот же самый караванщик, который только что клянчил для себя халвы. Низенький, узкоплечий, дрожащим голосом просил:
— Добрые люди! С утра ни единой крошечки… Уморят нас голодом эти душегубы… Все как есть отнимут, самих жизни лишат, трупы в песках бросят шакалам на съедение…
У него трясся подбородок, стучали желтые зубы. Того гляди, с душой расстанется человек…
— Да что это ты, уважаемый?! — первым не выдержал Ходжамурад. — Мужчина ты, в конце концов, или плаксивая баба? Возьми себя в руки, не позорься!
— Верно, братец, — миролюбиво заговорил Шерип-Кёр, который справедливо полагал, что ему повезло больше других. — Ну погляди, разве твоя доля хуже, чем у всех, что здесь собрались? Однако, вон, сидят себе, чай попивают, беседуют… Держи голову выше, не давай тельпеку наземь свалиться!
Так они все наперебой подбадривали несчастного. И только Аннасапар, неизменно молчаливый в присутствии старших, ни слова не говоря, поднялся на ноги, отломил кусок халвы от своей доли и протянул незнакомцу. От неожиданности тот словно лишился языка, только заулыбался сквозь слезы и поклонился до земли, крепко прижимая кусок драгоценной халвы.
Стало смеркаться. Гуще задымили костры, путники готовились к трудной ночевке на холоде, под открытым небом. Да и кто знал, сколько еще времени придется здесь провести? Однако события внезапно приняли неожиданный оборот. Вооруженные захватчики оживились: тот, что часа два отдыхал полулежа, после того как накурился терьяку, вскочил на ноги, окликнул своего молодого помощника. Сам заседлал коня, что пасся стреноженный неподалеку. Подозвали третьего, по-прежнему стоявшего в дозоре верхом на коне. Откуда-то явились еще двое их сообщников. На двух коней повесили пустые хурджуны. Старший извлек из-за пояса маузер, двое других взяли в руки винтовки. По знаку старшего все пятеро приблизились к одному из костров.
— Всем сидеть! — тихо, но грозно проговорил предводитель. Караванщики, побелев от ужаса, только рты разинули. Последовал приказ: — У кого при себе деньги, достать, положить рядом. За ослушание — смерть! Ну, живо!..
Трясущимися руками развязывали поясные платки, из-за пазух, из-под халатов вытаскивали нагретые мешочки с монетами. Двое разбойников обходили сидящих, кидали монеты в кожаный кошель. Главарь стоял на прежнем месте, поигрывая маузером.